Цыган говорит, что отдаст. А на следующий день – что все-таки не отдаст и что назло Евросоюзу возьмет себе еще одного. И добавляет (и вот это с моей точки зрения самая большая наглость), что ему лучше знать, что медведю хорошо. Что кукуруза и хлеб лучше наших орехов и яблок. Что цыганская цепь и глДулкл лучше наших двенадцати гектаров.
Но больше всего меня бесит, когда он говорит, что медведя любит. А мы, мол, хотим у него забрать члена семьи.
Мужик, думаю я, ты же это животное мучишь. Унижаешь. Заставляешь вести себя не так, как задумано природой. Дикое гордое животное превращаешь в посмешище! Дурака из него делаешь!
Но разве такой глупый цыган поймет, даже если я все это ему выскажу?
Они много лет слышали, что медведей придется отдать, и привыкли к этим разговорам. Думали, все снова одной болтовней и ограничится. Не понимали, что мы их уже не отпустим. Что подготовим заповедник. Что нас поддерживают важные люди – политики, актеры, журналисты. И что они, сев с нами за стол с угощением, ракией и подарками, заведомо проиграли, потому что все на нашей стороне, а они всего лишь глупые цыгане, цепляющиеся за какие-то традиции из мира, которого уже нет.
5
Еще один важный момент. Мы очень хотели, чтобы цыгане поняли: деньги, которые они получат, это не деньги за медведя. Они часто продавали медведей друг другу и поначалу восприняли нас как новых клиентов на рынке.
Один говорит: “Моему медведю всего пять лет. Ты должен заплатить мне больше, чем моему соседу, потому что его медведю уже за тридцать и он скоро сдохнет”. Они шли на разные хитрости: если старому медведю плеснуть алкоголя, он будет вести себя как молодой. Поэтому перед встречей с нами цыгане давали медведю бутылку ракии и пытались нас убедить, что животное молодое и заплатить за него нужно больше. Еще красили им мех оттеночным шампунем.
Но мы с самого начала подчеркивали (и это прописано в каждом договоре): мы платим не за медведя.
Ты получаешь деньги, потому что ты бедный, а мы хотим тебя поддержать. Ты оказался в сложной ситуации. Тебя сократили. Тебе не на что будет жить и придется научиться чему-то новому. Может, плести корзины, может, строить дома, может, икебаной заняться. А может, ты откроешь продуктовый магазин или пункт приема металлолома – это твое дело.
Мы входим в твое положение и хотим помочь тебе определенной суммой денег.
Мы не обязаны этого делать, потому что в Болгарии запрещено обучать медведей танцам, и мы могли нагрянуть с полицией и забрать всех зверей. Но уже на следующий день у нас возникли бы проблемы с организацией, защищающей права цыган. Неплохой вышел бы цирк: организация по защите прав животных судится с организацией по защите прав цыган. Уж лучше им заплатить.
Они пытались торговаться до самого конца. И неудивительно. Ведь это цыгане, такова уж их натура. Но в итоге они понимали: мы не прогнемся, нам действительно важен сам медведь, а не его возраст или цвет шерсти. Они замечали, что мы немножко из другого мира. Из мира, который не относится к медведям как к товару, из мира, который уважает любое создание и хочет, чтобы любое создание было свободным и счастливым.
И тогда они сдавались.
Приходилось встретиться еще пару раз за ужином и ракией. Еще немного поторговаться. Еще раз объяснить, что либо он отдаст медведя за деньги, либо через месяц приедет полиция, и он не получит ни стотинки. И все-таки дело потихоньку близилось к развязке.
6
После последнего ужина мы договаривались встретиться у нотариуса, чтобы подписать договор. Но если ты думаешь, что на этом хитрости и интриги заканчивались, то ты ошибаешься.
У первого цыгана, c которым мы имели дело, было два медведя. С этого жили все четыре поколения его семьи: это те самые, которые поначалу хотели миллион марок.
Сошлись на приличной цене – двадцать с чем-то тысяч левов. Мы были очень довольны: это был известный медведчик, и мы думали, если договоримся с ним, то и с остальными будет проще. Я ему много раз повторял: не говори другим, сколько мы тебе даем. Только ты получишь столько денег, потому что ты важный человек и ты нам нужен. А цыган кивал, пил с нами, и казалось, все под контролем. Отдал медведей, даже улыбался.
Мы отвезли животных в наш парк, занялись ими, начинаем переговоры с другими цыганами, и вдруг… полная блокада. Никто не хочет с нами разговаривать. А если кто и разговаривает, то требует порядка миллиона марок.
Мы были уверены, что про миллион они услышали от того цыгана. Что это он им наплел таких глупостей. Мы были в бешенстве, врать не буду, но такого сценария ожидали.