Я оторвала взгляд от телефона и уставилась на отражение Мики в зеркале. Он стоял в дверном проеме.
Не дождавшись ответа, закрыл дверь и подошел ко мне. Его волосы были растрепаны, щеки раскраснелись.
Я знала этот вид.
Охваченная гневом и разочарованием, которые должна была бы уже пережить, я вздрогнула, когда он наклонился и обнял меня, уткнувшись носом в мою шею.
— Тебе нужно поговорить с мамой, — прошептал он, нежно целуя меня за ухом.
Я смотрела на него в зеркало, застыв в чужих объятиях.
— От тебя пахнет травкой и дешевыми духами.
Мика положил подбородок мне на плечо. Мои необычные глаза встретились с его великолепными зелеными. Зеленая оправа с покраснением от травки. И все же он был так красив. Загорелый, высокий, с худощавой мускулистой фигурой и густыми темно-русыми волосами, в которые нужно было только запустить пальцы, чтобы уложить. Он был симпатичным плохим мальчиком-музыкантом, и у него все было под контролем.
— Фанатка, — пробормотал он мне в ухо. Голос звучал печально.
Как можно ненавидеть того, кого так сильно любишь?
Я перевела взгляд с него на наше отражение в зеркале.
Мы вдвоем были сенсацией в социальных сетях под хештегом #Miclar
Мика был неспособен удержаться и не флиртовать со мной каждый раз, когда мы давали интервью… И, черт возьми, всякий раз, когда мы вместе выходили на сцену, фанаты и пресса набрасывались на нашу «связь». Они хотели, чтобы мы стали парой и всегда разочаровывались, когда мы мелькали в желтой прессе с другими людьми. Парочка? Мы?
Я фыркнула от этой мысли.
Вдвоем мы были настоящей ходячей катастрофой.
Печально, правда? Потому что мы любили друг друга.
Глядя на Мику, я вдруг вспомнила, что пять лет назад он был моим семнадцатилетним лучшим другом. Мы дружили еще со средней школы, в четырнадцать лет основали группу и надрывались изо всех сил, чтобы добиться успеха. Это было все, о чем мы говорили. Все, чего мы когда-либо хотели.
Но в семнадцать лет, помимо наших мечтаний о группе, мы испытывали чувство ревности и обиды всякий раз, когда другой с кем-то встречался. Пока однажды вечером чувства Мики не обрушились на меня, и он не сказал, что любит. Я слишком сильно волновалась, чтобы лгать, поэтому ответила на его признание взаимностью. Однако, я также призналась и в страхе, что наши отношения повредят группе. Мика согласился. Мы поставили группу на первое место, и это сработало, потому что через три месяца мы получили контракт на запись альбома. А еще через восемь месяцев вышел наш первый альбом.
Но и боль, и ревность, продолжали кипеть, пока однажды ночью в Берлине, три года назад после жуткого скандала мы не переспали. Тогда я была вне себя, все еще не уверенная, не были ли мы ошибкой как пара, переживая, что мы сорвем наш тур, едва успев почувствовать успех. Мы поссорились, я сказала, что мы не можем быть вместе. Но самое ужасное заключалось в том, что, как только я ушла от него, поняла, как глупо было предпочесть группу любимому человеку.
Поэтому я пошла к нему, чтобы извиниться, дать нашим отношениям реальный шанс и… и я нашла его трахающимся с фанаткой в его гостиничном номере.
С тех пор он наказывал меня дешевыми интрижками, и некоторое время я наказывала его в ответ. Это только сделало меня еще более несчастной и одинокой. Найти что-то реальное с другим оказалось сложно.
До Макса.
Как я могла все еще любить Мику после этого? Я ненавидела его, но была совершенно уверена, что ненавижу его именно потому, что все еще люблю.
Он поцеловал меня в щеку, мягкое прикосновение губ на моей коже. Крепче обнял меня за плечи.
— Я так сильно люблю тебя, — простонал он, словно от боли.
Я резко отпрянула, оттолкнув его руку.
— Нет, это не так. Единственный человек, которого ты любишь — это ты сам.
Мика выпрямился, засунув руки в карманы джинсов.
— Неправда, — в его глазах вспыхнула боль.
Вот в чем была проблема с моим лучшим заклятым врагом. Иногда он был очень жесток в споре, а иногда у него была способность заставить меня чувствовать себя так, будто пнула щенка. Я раздраженно фыркнула.
— Ты только что занимался сексом с фанаткой, а после пришел сюда, чтобы сказать, что любишь меня. Неужели ты не видишь в этом ничего неправильного?
— Одно никак не связано с другим. Она была безликим перепихоном. Ты же бессердечная сука, которая терзает мою проклятую душу.
Вот таким он был. Жестоким. Я вздрогнула и отвела взгляд.
— Мне очень жаль, — прошептал он. — Не знаю, зачем это сказал.
Потому что мы были в полном беспорядке. Мы были в таком беспорядке, который невозможно было уже исправить.