— Я из-за тебя забросил клуб, — произнес он обвинительным тоном, — забросил семью. Я каждый день, каждую минуту думаю о тебе, ты у меня из головы не выходишь. — Он снял плащ и бросил на диван. — Ты просто сводишь меня с ума.
— Я тут скоро все закончу, потом вернусь домой в Бланделлсэндс. Ты же не захочешь ездить так далеко, чтобы меня увидеть.
— Я бы проехал всю страну, чтобы быть с тобой.
Мне хотелось, чтобы он замолчал, обнял меня и отнес в спальню. Я забыла про Джеймса, про Фло, про «Сток Мастертон». Все, чего я желала, желала больше всего на свете, — чтобы он погрузился в меня.
Том весь встряхнулся — грациозно, как кот.
— Думаю, я в тебя влюбился, но я этого не хочу. — Он вытер влажный лоб рукой. — У меня такое чувство, словно меня околдовали. Я хочу держаться от тебя подальше, но не могу.
— Я знаю, — прошептала я.
Он мне не нравился, я не могла с ним разговаривать, он был грубый, бесчувственный негодяй. Но меня тянуло к нему так, как не тянуло до сих пор ни к одному мужчине.
Мы любили друг друга неистово, безумно, без всяких нежностей, но со страстью, лишавшей нас дара речи. На следующее утро, когда я проснулась, Том еще спал, обнимая меня за талию. Я хотела ускользнуть, убежать, потому что мне вдруг сделалось страшно. Вместо этого я повернулась и погладила его по лицу. Он открыл глаза и прикоснулся ко мне. Мы были связаны друг с другом так, что не убежишь.
ФЛО
1
1962
Иан, сын Салли и Джока, умер так же, как и жил: тихо и мужественно, без суеты. Ему было шестнадцать. Похороны проходили в удушливо жаркий июльский день, в часовне крематория было много людей. Оплакивающие опускались на колени и вставали, когда им говорили, их движения были замедленными и вялыми, лица лоснились от пота. Всюду цветы, и их сладкий тошнотворный аромат заполнял все вокруг.
Фло стояла позади, обмахиваясь сборником церковных гимнов. Она не любила похорон, хотя кто в здравом уме их любит? Последний раз она присутствовала на похоронах Джоанны и Дженнифер Холбрук. Джоанна умерла во сне, а следующей ночью к ней присоединилась и сестра. Но все-таки близнецам удалось прожить на этой земле более восьми десятков лет, а вот Иан… Фло отвела взгляд от гроба с крестом из красных и белых роз. Гроб был маленьким, потому что Иан был ростом не больше десятилетнего ребенка, и всякий раз, когда Фло смотрела на него, ей хотелось разрыдаться.
Она сожалела о том, что не попросила мистера Фрица или Бел пойти с ней. Она здесь почти никого не знала, кроме Салли и Джока. Грейс, их дочь, росла холодной, равнодушной девочкой, вечно недовольной тем, что ее несчастному брату уделяют столько внимания и заботы. Она стояла у передней скамьи рядом с отцом и откровенно скучала. Она отнюдь не выглядела расстроенной и даже не надела черное, — на ней было розовое летнее платье со шнурком на шее.
Фло подумала, что женщина, стоявшая на коленях, закрыв лицо руками, по другую сторону от Грейс, должно быть, умирает от жары в черном шерстяном платье с длинными рукавами. Потом женщина подняла голову и что-то прошептала девочке.
Марта.
О Боже! Иссохшее морщинистое лицо делало ее старухой. Она добилась столь желанной приставки «миссис» перед фамилией и родила чудную дочку, но, судя по ее лицу, от всего этого она не стала более счастливой. Не помогла и прекрасная новая квартира в Киркби, куда она переехала несколько лет назад, после того как Эльза Камерон покончила с собой, засунув голову в газовую печь. Вероятно, счастье живет в душе, является неотъемлемой частью ее, и не важно, какие события происходят во внешнем мире. Некоторые люди, и Марта принадлежала к их числу, рождаются несчастными.
«Вот я счастлива, по крайней мере, снаружи, — говорила себе Фло. — Я умею видеть хорошее в жизни. Я счастлива с мистером Фрицем, и мы с Бел по-прежнему прекрасно проводим время, хотя нам обеим уже за сорок, — но как бы хотелось быть на двадцать лет моложе. Мне нравится ходить в «Пещеру», действительно нравится, и слушать "битлов" живьем».
Она неясно ощущала чье-то присутствие на последней скамье. Потом человек встал на колени рядом с ней и прошептал:
— Привет, Фло.
— Хью! — Она зарделась от радости и похлопала его по руке. Ему уже исполнилось двадцать три, и Фло он казался самым красивым парнем на планете: высокий, стройный, с мягким выражением лица, добрыми глазами и самой приятной улыбкой, которую ей доводилось видеть. Его волосы потемнели и стали темно-каштановыми, чуть светлее, чем у его отца, хотя и не вились, как у Томми. Хью был помешан на музыке и пропадал в «Пещере»; а Фло всегда слушала по радио хит-парады, чтобы разговаривать с ним на равных.
— Я думала, ты не сможешь уйти с работы, — мягко сказала она. Он учился на электрика и работал в Энфилде.
— Я сказал им, что иду на похороны. Они не могли отказать. Иан был моим другом, он научил меня играть в шахматы. В любом случае, я пообещал Кейт прийти. — Он кивнул головой в сторону передней части церкви, и девушка в ряду за Салли и Джоком обернулась, как будто почувствовала, что говорят о ней. Девушка с зелеными глазами и серебристыми волосами Клэнси, и Фло почудилось, будто она увидела в зеркале себя, только молодую.
Итак, эта была Кейт Колквитт. Она училась в Начальной школе Святой Терезы, когда Фло видела ее в последний раз. Этот здоровенный крепкий парень, Норман Камерон, не отходил от нее тогда ни на шаг. Салли была права, когда говорила, что она превратилась в красивую молодую женщину. Кейт сделала движение губами, почти улыбнулась, в сторону Хью, но это не было настоящей улыбкой — все-таки они были на похоронах. Мужчина, стоявший на коленях рядом с ней, должно быть, заметил это движение. Он повернулся и бросил на Хью такой взгляд, от которого Фло передернуло, — взгляд, полный ненависти и угрозы, как будто его спутница не имела права даже подумать о том, что существуют другие мужчины.
Это был Норман Камерон, все так же неотступно стерегущий Кейт, словно зловещий страж ночи.
Все встали, чтобы исполнить гимн: «О, Мария, мы тебя сегодня коронуем цветами, королева ангелов и королева мая». Теперь был не май, и гимн казался не совсем уместным, но это был любимый гимн Иана.
Фло видела, как Норман нашел для Кейт нужную страницу, как будто она не могла сделать это сама. Она чувствовала, что эта девушка ей не безразлична, хотя она едва знала ее. Салли говорила, что Норман хочет жениться на ней, а Марта, как всегда горевшая желанием вмешиваться в жизнь других людей, полностью поддерживала эту идею. Пока Кейт удавалось сдерживать этот натиск. Она работала в больнице Уолтон в качестве обслуги и хотела стать аттестованной медсестрой.
— У Нормана была ужасная жизнь, — сказала Салли несколько недель назад. — Трудно вообразить худшую мать, чем Эльза, но бедняга был неутешен, когда та наложила на себя руки. Мне его страшно жаль, но от него у меня мурашки по спине пробегают. Есть что-то нездоровое в том, как он любит Кейт. Можно подумать, она ему принадлежит или что-то в этом роде.
— Ей нужно найти другого парня, — сказала Фло воодушевленно. — Попробовать отделаться от него.
— Думаю, Норман убьет любого, кто посмеет к ней прикоснуться.
— Господи, Боже мой! — воскликнула Фло.
Когда пропели гимн, священник взошел на кафедру и начал говорить об Иане. Должно быть, он его хорошо знал, потому что его слова были наполнены искренними чувствами: яркий, радостный парень, который переносил свою болезнь с терпеливостью святого и почти дожил до совершеннолетия благодаря самоотверженной преданности своих родителей. Мир станет без Иана Уилсона печальнее и опустошеннее, но небеса обогатятся, приняв столь чистую, незапятнанную душу…
Фло перестала слушать. Сейчас он начнет говорить Салли и Джоку о том, что они должны воспринимать как привилегию то, что их сын умер и перешел в лучший мир, где он уже сейчас в надежных руках Господа.
Священник закончил. Когда подошло время молитвы, Фло прижала руки к лицу. Из решетки на стене донесся мягкий шепот органа. Постепенно звук становился все громче, но он все же не мог заглушить тихий перекатывающийся гул. Фло Посмотрела сквозь пальцы и увидела, как занавес за алтарем медленно раздвинулся и гроб исчез за ним. Занавес закрылся. Раздался мучительный задыхающийся вопль Салли — ее сын исчез навсегда. Джок обнял ее за плечи, а Фло представляла себе, как извивающиеся красно-синие языки пламени лижут гроб, затем пожирают его и его драгоценное содержимое, пока не останется только пепел.