И все же небесный зов был сильнее, чем весеннее желание. Тигр бежал, и в душе его все громче звучали почти забытые мелодии. Там грохотали барабаны, и пели двуногие… И Зверь пел вместе с ними, повторяя древние слова смутно знакомого языка.
Увидев каменные стены монастыря, Тигр на миг остановился и огласил долину громовым ревом, почти не уступавшим по мощи звукам трепетавших в небе струн. Распахнулись бронзовые ворота, и Зверь, с трудом преодолев отвращение к человеческому жилью, полному запахов дыма и старой кожи, и еще каких-то, незнакомых, но едучих, раздражавших чуткие ноздри, медленно вошел во двор. Упали на колени, склонившись перед Царем, привратники.
Не обращая ни на кого внимания, Зверь прошествовал к входу в молельню. Круглый зал с узорчатым сводом и статуей танцующего бога у дальней стены казался ему единственно правильным местом в том маленьком человеческом муравейнике, которым виделся ему монастырь. Здесь, в молельне, Тигра ожидал высокий монах со снежно-белыми волосами и темным, словно еловая кора, лицом.
— Вспомни, брат! — воскликнул монах. — Пашу, брат мой! Вспомни и вернись!
Зверю показалось, что он с разбегу наткнулся на каменную стену, умудрившись не увидеть ее в темноте. Упал на брюхо, он забился в судорогах — и вот уже на полу молельни лежит старик, такой же древний, как и позвавший его монах. У обоих одинаково широкоскулые лица и узкие желтые глаза, одинаково сухие и мощные тела опытных воинов. Лишь одна разница: волосы гостя тронуты сединой, но не побелели еще сплошь, мерцают огненными всполохами в свете бронзовых ламп.
Монах набросил на скрюченное тело теплый халат, взял с жаровни металлический кувшин, плеснул из него в деревянную чашу, поднес к губам рыжеволосого:
— Выпей это!
Тот отхлебнул из чаши, поднялся, сделал несколько неуверенных шагов:
— Зачем звал?
Давно забытые человеческие слова тяжело довались оборотню.
— Оденься и пойдем, — ответил монах. — Многое случилось, пока ты радовался жизни. И многое еще случится.
В маленькой келье их ждал накрытый стол: мясо — для гостя, травяной отвар, смешанный с молоком и маслом — для хозяина.
— Говори же, Ярри, — попросил человек-тигр, когда они поели.
— Я давно не звал тебя, брат, — голос человека звучал тихо, так тихо, как позволяют говорить себе те, чья власть — абсолютна. — Я давно не звал тебя, ибо у тебя — свой путь, а у меня — свой.
— Ты сделал свой выбор, — согласился гость.
— Да. И не жалею. Люди достойны того, чтобы иметь право на знание. К тому же среди младшего народа есть немало тех, в ком течет древняя кровь, ведь наши племена жили рядом не один век.
— Ну и что? Люди по-прежнему молятся своим богам.
— Людям нужна вера до тех пор, пока они ни потянутся к знанию.
— И что же ты хочешь теперь?
— Мне нужно спрятать несколько вещей. Сюда идут другие люди. Ты таких еще не видел. Они не почитают младших богов, но называют себя рабами Единственного.
— Зачем Единственному рабы?
— Не знаю. Но им так нравится, это позволяет им вести себя как рабы. Больше всего на свете они любят золото…
— Ты хочешь спрятать золото?
— Для тех, чье время пришло, — всего лишь золото. Для тех, кто умеет видеть, — средоточие знания.
— Я понял, — кивнул человек-тигр. — Но почему ты отдаешь это сокровище мне? Я давно забыл человеческие беды и об этой забуду.
— Потому что завтра меня, скорее всего, не станет, — голос монаха был спокоен, но его гость ощутил такой холод, что ему пришлось поплотнее укутаться в тяжелый халат:
— Хорошо, я буду помнить. Но… люди? Ты считаешь: знание нужно им…
— Не всем. Но ты узнаешь того, кто придет не за золотом.
Когда наступила ночь, два старика вышли из монастыря, и каждый нес по тяжелому тюку.
Они поднялись на скалу и там, в скрытой от всех пещере, спрятали завернутые в промасленную кожу книги с золотыми листами.
Наутро же к монастырю подошли солдаты Белой Королевы. Их послали сюда, в горы, чтобы усмирить восставшие кланы, которые не приняли решение раджи и не хотели встать на колени перед портретом женщины. Но солдаты узнали о том, что в монастыре есть много драгоценностей. Солдаты ворвались в молельню и увидели статую танцующего бога и сидящего перед ней старого монаха. Статуя была сделана из золота, а вместо глаз — драгоценные камни. А еще в молельне были драгоценные курильницы, и чаши для подношений, и многочисленные гирлянды и ожерелья.