Под потолком висели большие катушки с кинопленкой, и именно за этим пришли сюда подростки. Колпак нашел в хламе длинную рейку, с прикрученной на конце малярной кистью, и принялся лупить ей по катушкам. Сергей освещал цели фонариком, а Саня бил по ним, словно бильярдным кием по шарам. Две катушки упали вниз, брызнула лента кинопленки, соскочившая с фиксаторов, но Колпак продолжал лупить своим оружием.
Тихое гудение остановило Сашку, он отбросил рейку в темноту и захныкал, предчувствуя неладное. Уваров осветил оставшиеся бобины, все еще висевшие под потолком. Шершни клубились в воздухе, вокруг своего разбитого гнезда. Колпак не заметил, как разрушил их невзрачный дом, притаившийся под горячей крышей.
Потом было много боли. Колпак бросился бежать, вынырнул из чердачной дверцы, и кубарем скатился по ржавой лестнице, отделавшись только ушибами. Так как он жил рядом, успел добежать домой до того, как потерял сознание. Это его и спасло.
Уваров стоял среди разбросанных бобин с кинопленкой, не способный сдвинуться с места. Луч от фонарика впился в пол, ноги напряжены, в попытке сорваться с места, но он продолжал стоять как вкопанный. Его облепили разъяренные шершни, жалили в шею, в спину, в ноги и руки, один укус пришелся на губу. Когда шершень, трепеща крылышками, попытался забраться Уварову в рот, ноги вышли из оцепененья, и Сергей побежал. Он не помнит, как спускался вниз, что кричал, как попал домой, но когда появился на пороге, родители были, по меньшей мере, удивлены. Красный, как вареный рак, с размазанными по лицу соплями, их сын стоял в дверном проеме и улыбался. Рубаха вылезла из штанов, в волосах застряли раздавленные шершни, а на коже рассыпались ярко-красные точки. По словам осматривающего Серегу врача, при таком количестве укусов, у него не было шансов выжить. Врач сказал, что такой иммунитет видит впервые в жизни, предлагал тщательное обследование, но отец всегда недолюбливал врачей, поэтому сенсация закончилась. В тот же вечер Уварову досталось от папаши, несмотря на поднявшуюся температуру.
Сергей быстро поднимался по вмонтированной в бетон лесенке. Некоторые шершни расположились на его губах, норовя протиснуться в рот. Иногда приходилось продувать ноздри, выталкивая рвущихся туда насекомых. Самые болезненные укусы приходились на прикрытые веки, Уварову даже показалось, что от таких укусов он ослепнет, но, открывая глаза, вновь видел сплошное желто-серое месиво. Наконец он добрался до лючка, сгреб с лица озверевших насекомых и надавил на запорную ручку. Она не поворачивалась. Подгоняемый болью, Уваров снова и снова давил на нее, хотя уже представил, что кто-то вывел из строя нехитрый механизм, потому Макс и не смог выбраться. Приложив всю силу, Сергей забыл про то, что стоит на скользкой ступеньке, и чуть не грохнулся вниз, когда обе ноги соскользнули с опоры. Повиснув на левой руке, он нащупал нижнюю ступеньку, и опять обрел точку опоры. Здесь наверху шершней стало намного меньше, да и воняло не так нестерпимо. Поднявшись на пару ступенек, Сергей понял причину этого. На расстоянии вытянутой руки гудели лопасти вентиляционной системы, и невидимые, холодные пальцы воздушного потока гладили Уварова по лицу, отгоняя насекомых и смрад гниения. Вентиляция работала настолько хорошо, что никто наверху, кроме Сэй, не почувствовал запаха гниения, не увидел роя шершней у бассейна, хотя уборщица что-то о насекомых говорила. Приблизившись вплотную к лючку, Сергей попытался заглянуть в щель, надеясь увидеть, хоть что ни будь наверху. Ничего, только синева пластика на потолке. Под левой рукой Уваров ощутил что-то холодное и мягкое. Это был посиневший палец Макса. Белые сухожилия торчали из раздувшейся фаланги, застрявшей в отверстии, просверленном в бетоне. Когда-то была мысль привесить более мощную лестницу, да вот только на отверстия и хватило энтузиазма. Похоже, что Макс в панике зацепился пальцем за эту дыру, после чего ноги соскользнули со ступени, и… Он тоже старался выбраться через лючок, и, наверное, кричал, пока не сорвал голос. Или пока не задохнулся, раздувшись от яда.
Наверху кто-то пел. Прислушавшись, Уваров различил знакомые нотки старой негритянки. У Сэй были ключи от зала, и она приходила убираться по вечерам. Каждый раз, набив ведра стиральным порошком, взбивая пенный коктейль и наматывая тряпку на швабру, негритянка мурлыкала знакомые только ей песенки, всегда одни и те же. Сергей почти все ее песни знал наизусть, хотя и не понимал ни одного слова.