Это был вовсе не тот мир, который он представлял себе, когда в своей другой жизни, теперь уже несколько эпох назад, писал очерк о неандертальцах. Он представлял себе менее опасное место. Дикое и полное приключений, да, но не настолько варварское и жестокое, где жизнь и смерть идут рука об руку. Где бесконечные кровавые столкновения – или так он ошибочно полагал в этот момент – определяли все существование.
Кто-то опять кричал на него и тряс за плечо, но ему уже было все равно. Он никак не отреагировал, когда окровавленный хобот пронесся совсем близко и когда кто-то вырвал у него из рук копье.
Рядом с ним что-то ухнуло, и кто-то – Джози? – проскочил между окровавленных бивней. Раздался тяжелый вздох, который равно мог вырваться у животного и у человека. Айвен взглянул в глаза, в которых было больше души, чем он когда-либо видел.
И вот тогда он очнулся, за секунду до того, как массивная туша рухнула на траву у его ног. Он очнулся и побежал, но на этот раз не от страха, а из желания отгородить себя от того, чего он не мог изменить. Он в особенности, потому что он джали, нечеловек, тот, у кого нет своего места, нет права голоса в разыгрывании этого древнего ритуала.
Когда он заставил себя остановиться, он убежал уже довольно далеко вверх по склону. Он обернулся, и его поразило, насколько незначительным это все смотрелось сверху. Две коричневые туши, окруженные кучей мелких фигурок, – только и всего. Но его это нисколько не обмануло. Воспоминание о крови, о ее запахе, было слишком свежо. Капельки крови все еще покрывали его лицо, руки, одежду.
Айвен, как мог, очистил себя травой и снова побежал. Вовсе не куда глаза глядят. У него был четкий план. Сначала он добрался до скал и забрал свой заплечный мешок, пакетик с полуваренным зерном и один из горшочков с углями.
Откуда-то снизу донеслись радостные вопли, но они его больше не интересовали. Пока не стемнело, необходимо было верно определить направление. Солнце уже опустилось за горный хребет, и в долине залегли длинные тени. Сколько осталось до наступления ночи? Если он поспешит, то еще успеет добраться до долины и отыскать тропу к перевалу, который находился южнее.
Не теряя времени, он побежал, сначала скрываясь за грядой, а когда выбрался из поля зрения охотников, свернул и помчался вдоль извилистого ущелья, ведущего вниз, в долину.
Каждую весну это ущелье заполнялось ревущими потоками воды от тающих снегов. Из-за этого оно было завалено валунами, то и дело преграждавшими путь, а верхний край зарос кустарником. Пробираясь под прикрытием их веток, Айвен вдруг уловил какое-то движение слева от себя, и прежде чем он успел спрятаться, прямо на него вышел огромный бурый медведь. Он был настолько близко, что Айвен видел его заляпанную ягодным соком морду, слышал, как скребут по камням его когти. Поняв, что единственное его спасение в неподвижности, Айвен замер на месте.
Медведь, кажется, понял, что он здесь не один, потому что угрожающе рыкнул и замотал головой, осматриваясь по сторонам. В тусклом свете он пытался уловить движение, его ноздри шевелились, когда он принюхивался к воздуху. На счастье Айвена, лёгкий ветерок дул медведю прямо в морду. Издав еще один раздраженный рык, медведь развернулся и снова скрылся в кустах.
Все еще дрожа от новой встречи с дикой природой, Айвен поспешил дальше, вспоминая изуродованное шрамом лицо Арика и то, как молодой охотник перед охотой покрывался нервной испариной. Теперь, когда он увидел когти и лапы зверя, все это стало ему понятнее. Он даже больше зауважал Арика, представив, что тот, должно быть, пережил ребенком. Весь этот ужас и одиночество. Но он-то, Айвен, уже не ребенок, и, строго говоря, он вовсе не заблудился. Ему предстоит только некоторые время побыть одному, а после этого оп снова будет с кланом. Со своим кланом, который сейчас, в жуткой тишине ущелья, когда в сумерках мерещилась туша мамонта, а по пятам шел медведь, показался ему семьей, любящей и немного вздорной, какой раньше у него никогда не было.
С этими мыслями он прибавил шагу и к ночи уже добрался до долины. Света едва-едва хватило, чтобы он смог выбрать тропу на горный перевал, маячивший далеко к югу, и запомнить расположение звезд, которые уже появились в небе. Стало холодать, и резкий порывистый ветер дул ему в спину, так что Айвен мысленно приготовился к длинной, полной испытаний ночи.
Позднее ему казалось, что каждая деталь этого путешествии врезалась ему в память – постоянно мерцавшие звезды, его собственная тень, следовавшая по пятам, серебристая луна, заглядывавшая через плечо. Но больше всего запомнилось невыразимое чувство оторванности от мира. Никогда в своей жизни он не был так одинок. В прошлом всегда кто-то был рядом, кто-то, до кого можно дотронуться, на кого можно положиться. А сейчас не было никого, ни единой души. Только он сам, земля и небо.
Он, не заметил облака, пока оно не нависло прямо у него над головой. Это была огромная темная стена, появившаяся с севера и закрывшая собой все звезды. Оно принесло с собой запах не только мороза, но и чего-то еще. Несмотря на усталость, Айвен прибавил шагу. По его расчетам до рассвета оставалось часа полтора-два и столько же до перевала в горах, так что туча сама по себе не представляла угрозы. Он уже и без звезд найдет проход в горах. Он был в этом уверен, но все же черная тень над головой угнетала его, так что он, спотыкаясь, скова побежал.
Сам того не осознавая, он устроил гонки с тучей. Он сам себе поставил задачу добраться до перевала раньше, чем туча закроет горизонт. На это он положил остатки сил, будто вот наконец ему встретилась задача по силам. Он мог доказать, что он на равных с этим доисторическим миром, он мог показать, если уж не людям, то земле и небу, чего он стоит. Он был таким же смелым и выносливым, как и все, кто выживает в этом мире.
Он мчался вперед, не сводя глаз с нескольких оставшихся звезд. Постепенно, одна задругой, звезды исчезали, но зато и небо на востоке начало светлеть. Мир вокруг него стал проявляться, будто рожденный заново. Из темноты проступили горы, бледные тени птиц проносились мимо него, возвещая наступление нового дня. Над горизонтом осталась узенькая полоска чистого неба, не шире ладони, когда он достиг северного конца перевала.
Он сделал это! Один, совершенно без посторонней помощи! Он показал, на что он способен.
Вступив на тропу, он вдруг почувствовал, что усталость отступила, что ноги стали легче, и внутри все ликовало. Он чувствовал, что сможет справиться со всем. Закрыв глаза, он поднял голову к небу… но тут же вздрогнул от того, что что-то мягкое и ледяное коснулось его щеки.
Что это такое, он понял еще до того, как открыл глаза. Это был первый снег. Хоровод снежинок, кружа, медленно опускался на землю.
Часть 4
Наречение
21
Айвен проснулся под вечер от того, что по его кожаной накидке барабанил дождь. Откинув полу промокшей насквозь накидки, он посмотрел на унылые склоны, поросшие чахлыми деревцами и кустарником. Настоящий лес лежал впереди.
О последнем отрезке своего пути у него сохранились лишь смутные воспоминания – о том, как он с трудом пробирался по перевалу, заваленному снегом, как, валясь с ног от усталости, спустился сюда, где было чуть потеплее и вместо снега шел дождь.
Его тело застыло и болело – отчасти из-за холода, отчасти из-за того, что он так долго пролежал неподвижно. Айвен выполз из-под накидки и порылся в своем мешке. Горшок с углями, слава богу, был еще горячим. Боясь совсем растерять свое тепло, Айвен стал торопливо собирать дрова.
Все ветки, которые ему попадались, были сырыми, но ему удалось найти сухой мох и лишайник на стволах деревьев и развести крохотный костерок. Он добавлял сначала маленькие веточки, потом покрупнее, и к ночи у него уже был настоящий костер.
Не считая, конечно, человеческого общества, ему не хватало лишь посуды, в которой можно было бы разогреть вареное зерно. Но тут ничего нельзя было поделать, так что он съел его холодным. Остальное он отложил на потом, понимая, что до прибытия клана может пройти еще день или два.