Я даже не могу использовать свою чертову руку, не потеряв себя, едва сохранив рассудок, в эти последние мгновения экстаза. Каким бы мимолетным это ни было, этого достаточно, чтобы дать мне представление о том, каково это — потерять все. Угрожать высвободить демонов моего разума навсегда и полностью сломить меня. И время не на моей стороне. Чем дольше я держу прошлое запертым внутри, тем труднее его становится сдерживать. Я не рискну снова потерять контроль.
Поэтому я воздерживаюсь. Как гребаный священник.
С нездоровым аппетитом к пролитию крови.
Дверь открывается, и я оглядываюсь через плечо. Обри кладет две папки из плотной бумаги на стол, затем поднимает взгляд на меня.
— Хочешь, чтобы я осталась?
Я качаю головой, возвращая внимание к монитору.
— Я напишу тебе, когда закончу.
— Да, хозяин.
Она уходит, и вскоре я расслабляюсь настолько, что сажусь, беру папки и откидываюсь на спинку стула.
Первый файл — обычная юридическая чушь — контракты,
информация о заработной плате. Не то, что я ищу. Я беру вторую папку и просматриваю несколько страниц предоставленной личной информации.
Эмми Мэй Хайленд. Родилась в Пресли, штат Миссисипи, 22 октября 1997 года в семье родителей Агнес и Карла Хайленд. Одна сестра по имени Франческа Хайленд.
Я потираю подбородок и просматриваю остальные страницы — фотографию трейлерного парка, который она называет домом, какой-то грязной забегаловки, в которой она работала, татуированного соседа, с которым у нее было несколько романов. С каких это пор мы храним фотографии чего-либо, кроме самих сотрудников? Я собираюсь перевернуть страницу, когда мой взгляд возвращается к последнему снимку.
Ее интрижка с глупой ухмылкой на лице и пивом в испачканной чернилами руке. Чем дольше я смотрю на эту фотографию, тем сильнее горит моя кожа. Это чертовски раздражает, поэтому я разрываю фото посередине и выбрасываю его в мусорное ведро позади себя.
Банальная реакция, но к черту все.
Я перелистываю на следующую страницу и прищуриваюсь. Там крупным планом ее трейлер с Библией, стоящей на подставке у крыльца. С каких это пор Эмми, блядь, Хайленд религиозна? Наклоняя голову, я провожу большим пальцем по челюсти и замечаю старую собачью будку на заднем дворе с длинной тяжелой цепью, валяющейся в грязи. Собаки не видно.
Раздраженный, я выдыхаю и качаю головой.
Здесь должно быть что-то еще. Что-то, что связывает ее с Катериной или Софией. Сходство слишком поразительное. Или, по словам Райфа, сверхъестественное.
Я замечал это раньше, каждый чертов раз, когда я смотрел на нее, я видел это, но сегодня, по милости моих рук, в этих небесно-голубых глазах было что-то слишком отчетливое. Что-то детское, искра чистой уязвимости. Этот взгляд идентичен тому, который я привык видеть за яркими огнями и железными решетками каждое утро и вечер. Взгляд, который преследовал меня на грани безумия каждый раз, когда я закрывал глаза в течение пяти долгих лет после моего побега, прежде чем я научился полностью блокировать его.
Взгляд, который невозможно воспроизвести.
Конечно, это невозможно. Я видел, как они обе умерли — Катерина от рук всех нас четверых в день нашего побега. Это было далеко от того, как бы мы поступили сейчас. Жгучее сожаление о том, что мы не заставили ее страдать, подпитывает нас каждый божий день. Но тогда мы были детьми. Любители. Никаких убийств от нашего имени.
Кроме меня.
У меня была София, и в ее смерти не было ничьей вины, кроме моей собственной. Несмотря на обещание, которое я ей дал.
Рука сминает края бумаг, и грудь сжимается так, как я чертовски ненавижу. Точно так же, как это было, когда я наблюдал за Эмми, лежащей на кровати этим утром, с ослабевшими конечностями и остекленевшими глазами.
Я бросаю папку и встаю со стула. Что-то происходит, и я собираюсь выяснить, что именно. Но прямо сейчас напряжение, скручивающееся внутри меня, достаточно горячее, чтобы взорваться, и нож в кармане одинок. Как только я достаю телефон, чтобы отправить сообщение Обри с просьбой вернуться, взгляд натыкается на фото, которое я, должно быть, пропустил, выделяющееся из остальных.
Я беру его, и, прищурившись, смотрю на изображение. Это фотография Эмми, сделанная возле дома-трейлера, который принадлежит не ей. На ней джинсы в обтяжку и простой черный топ, одной рукой она прикрывает лоб от солнца. На лице, для камеры изображена улыбка, но солнечный свет подчеркивает неестественно розовый оттенок вокруг глаз. Я приближаю фото и замечаю, что они распухли, как будто она плакала.