— Фальшивые? — с надеждой спросила я.
— Не похоже, — сурово ответила подруга. Ее лоб покрыли мелкие капельки пота, и Алиса смахнула их тыльной стороной ладони. — Интересно, Гуля дома?
Гуля — толстый лысый мужик из соседней коммуналки. Он копил деньги на отдельную квартиру, некоторое время назад подвизался в кидальном бизнесе и о валюте знал все. Недавно Гулю до обморока напугали органы, обманывать граждан он завязал, но ночью разбуди — фальшивку от настоящей купюры отличит.
— Пойду, предложу соседу сотенную, — сказала Алиса, поправила перед зеркалом прическу и выскользнула из комнаты.
Медленно, словно во сне, я спустила ноги с дивана, промахнулась мимо левой тапки, и, приволакивая правую, подошла, нет, подползла к «дипломату».
Пересчитывать пачки долларов в банковской упаковке не имело смысла — в математике Алиса ошибок не дает. Ровными рядами в кейсе лежало 490 тысяч зеленых американских Франклинов.
Трясущимися пальцами я обшарила кожаные и матерчатые карманы на крышке «дипломата». В одном лежала дорогая электробритва, в другом зубная щетка с полупустым тюбиком пасты, бутылочка жидкости для полоскания рта и нитка для чистки зубов. Еще нашлась пара чистых носков размера сорок первого и пакет одноразовых салфеток.
Набор джентльмена в коротком путешествии.
Носки и предметы гигиены меня интересовали мало. Я искала записную книжку, визитку, любой клочок бумаги, дающий информацию о владельце. Пока подруга не наделала глупостей, «дипломат» следует вернуть.
Вероятно, за возвращение придется выдержать бой, но если Алиса не понимает, что большие деньги — большие неприятности, придется обратиться к примеру многочисленных покойных олигархов первой волны.
И в момент, когда подруга носилась по дому, проверяя купюру, я предавалась тягостным раздумьям. Оказалось, мир делится на две неравные части: первая сходит с ума от счастья, найдя чемодан с миллионами; вторая того же пугается до смерти. Я относилась к последней, здравомыслящей категории населения. Вид «дипломата», полного денег, вызывал у меня приступ тошноты и ужаса, переходящего в панику. Меня начинало колотить от одного вида чужих, многочисленных денег.
Алиса, пьянея, дышала ими, как чистым кислородом. Отними «дипломат», и девушка умрет от удушья.
Толстый Гуля подтвердил подлинность купюры, и Фомина стала на страже чужой собственности, как Илья Муромец у стен стольного града.
Я опустила забрало и пешим порядком перла на приступ:
— Деньги надо вернуть!
— Ни за что.
— Ты дура самонадеянная… Идиотка!!
— Сама такая…
— Тюрьма по тебе плачет!
— Рыдает, — согласилась Алиса.
В подобном разрезе мы ругались минут десять. Достучаться до Алискиной совести мне не удалось, я плюнула в их сторону, вышла в коридор и нашарила за зеркалом ключ от комнаты Ванны. В старинном резном серванте наша старушка держала бутылку хорошего красного вина, коньяк на донышке и бутыль дешевой водки, как денежный эквивалент для взятки сантехникам, электромонтерам и прочим работникам соцкультбыта.
Пройдя в комнату и машинально полив фикус, я откупорила вино и до краев наполнила им причудливый фужер с чьим-то вензелем. «Надо не забыть к приезду Анны Ивановны купить такого же вина», — я сделала засечку на память и медленно отпила прохладной терпкой прелести.
В дверь комнаты поскреблись.
— Надя, открой.
— Пошла в задницу, Фомина.
— Я лучше в душ, — раздалось из-за двери, и спустя пять минут до меня донесся звук льющейся воды.
Фомина знала меня отлично — если впадаю в раж, единственным лекарством становится вакуум, тишина и одиночество. Компания фикуса допускается, ему тоже хреново без Ванны.
Потягивая красное вино, сквозь тюль я смотрела на яркое закатное небо середины лета и выстраивала аргументы по степени убедительности, бронебойности и очевидности. Доказать подруге справедливость моих выводов будет не просто.
Алиса Фомина называла себя моральной нудисткой. Комплексы, как тесную одежду, она скинула еще в детстве, но предупредить общественность о тонком душевном порыве забыла. Продвинутая часть студенческой молодежи называла Алису «безбашенной»; отсталая часть общежития МВТУ им. Баумана обзывала Фомину «шалавой».
Моей подруге везде было тесно. Она любила маргинальные кабачки со странной публикой; московские тусовки, где непонятно кто-с-кем-откуда-взялся; гремящие кислотные дискотеки и иногда слезы над случайно подвернувшимся дамским романом в мягкой обложке.
Власти Алиса не признавала — ни духовной, ни политической, ни экономической. Если бы не страх перед болью и эстетические принципы, сделала бы на груди татуировку — «Анархия — Мать Порядка». Над ее кроватью висел портрет Прудона, на полке стоял его труд «Что есть собственность?». Основная теза данного произведения — любая крупная собственность является воровством; и акцию по изъятию «дипломата» Алиска, вполне возможно, наречет «экспроприацией».