После прохладного кафе улица оглушала жарой. В желудке уютно плескался вкусный борщ (котлету отдала Понятовскому), клонило ко сну, и, постепенно, в такт шагам, на меня опускалось такое равнодушие, что к дому подошла как раньше, не ожидая милицейского свистка и выстрела в затылок. Первый раз за истекшие сутки было покойно, дремотно и мирно.
— Только не усни на ходу, — попросил Гоша, подволакивая мое тело к подъезду и собираясь распахивать дверь.
Но дверь открылась сама, и нам навстречу выкатился Артем Соколов.
— О! — воскликнул сокурсник. — Здорово. А я звоню, звоню, ни тебя, ни Фомы…
— У меня сотовый сломался, — пробубнила я и кивнула. — А домашний отключили… вчера.
— Понятно, — кивнул Артем и покосился на Гошу. — Я вообще-то по делу…
Догадливый Гоша клюнул меня в щеку, пожал Соколову руку и, бросив «до вечера», отправился восвояси.
Я почти засыпала, но проявлять негостеприимство дурной тон.
— Кофе, Соколов, выпьешь?
— В такую жару? — прикинул Артем.
— Есть пиво…
— Нет, все равно не буду, спасибо. Я вот чего приехал… ты что собираешься Понту дарить?
— В смысле? — промямлила я.
— Надежда, голубушка, сегодня какое число?
— Ну… девятнадцатое… Бог ты мой!! У Понятовского послезавтра день рождения!
— Дошло, — обрадовался Соколов и сел на скамейку. — Меня девчонки прислали. Мы скидываемся на лыжи и ботинки. Вы с Фомой в доле?
«Фома не в доле, это точно», — подумала я, а вслух сказала:
— Алиса, по-моему, уже что-то приготовила. А я с вами.
— Окей. Отдашь потом, на даче, — Артем всегда говорил очень быстро, отрывисто, словно перескакивая по точкам и запятым. — Девчонки торт испекут. Намекни Понту, чтоб на сладкое не тратился, пусть лучше вина возьмет побольше…
Я зевала, не смущаясь; еще минута, и Соколов убаюкает меня докладом о подготовке к ежегодному празднику. Моя кепка кивала в такт точек и запятых, глаза сонно щурились на толстых воробьев, деловито клевавших что-то в траве…
— Эй, Надежда, ты что, спишь? — возмутился Соколов, и воробьиная стайка вспорхнула на дерево. — Я тебя спрашиваю, Фомина плакат нарисовала?!
— Какой?
— Поздравительный!! — воробьи вообще исчезли.
— Нет. Она, кстати, в Питер уехала.
— Чума болотная, — буркнул Соколов. — Неделю назад Линка ей фотографию маленького Понта принесла.
— Зачем?
— Купидона рисовать!! Кудрявого и с крылышками! Вместо лука — автомат Калашникова…
— Да ну? — я едва не проснулась. — Понятовский — Купидон с «калашом»? Забавно…
Соколов вскочил, потом опять сел, поерзал задом по скамейке и выдал:
— Не-е-ет, Боткина, я бы никогда на тебе не женился… Не баба, а калькулятор… вместо мозгов логарифмическая линейка. Тебя что-нибудь, кроме математики, интересует?!
— Извини, Артем. Что ты там о женитьбе?
— Очнулась, — фыркнул Соколов. — О женитьбе — это я так, для рефлексии, — и, внимательно приглядевшись, разрешил: — Ладно, Боткина, иди дрыхни. Мы сами как-нибудь… девчонки частушки распечатают, на месте сориентируешься.
И, похлопав меня по плечу, умчался по своим, всегда многочисленным, делам.
День рождения Игоря Понятовского друзья всегда превращали из тривиальной пьянки в выездное выступление агитбригады. Судя по разговору с Соколовым, сценарий этого года прост — частушки на фоне вооруженного Купидона.
И кого это наш скорострельный еще поразить успел?!
Я шагала по ступенькам лестницы и пыталась ревновать. Получалось не шибко. Возможно, прав Артем, не баба я… калькулятор. Соколов еще… жениться не хочет… бедный Гоша…
Мысли путались, я с трудом заставила себя раздеться, рухнула лицом в подушку и уснула через секунду, не увидев первой овцы.
Снился мне родной дом, моя детская комната, папа, сидящий за письменным столом: в руках у него логарифмическая линейка, — и пытается, родной, с ее помощью вычислить, куда делась Алиса Фомина.
…Во второй половине дня в нашу комнату пробиралось солнце. Его лучи скользили по полированному шифоньеру и отражались на подушку. Сейчас на подушке лежала моя голова, лучи щекотали в носу и заставляли проснуться. Я закрылась плюшевым мишкой и попыталась доглядеть сон про папу. Но он уже ушел, и его место заняли мысли. Противные и страшные. Дремотная вялость умоляла оставить все как есть, плыть по течению инертным бревном и надеяться стать Буратино с пятью сольдо…
Но какова Фомина?! Тайком от меня собиралась рисовать плакат на день рождения Гоши? Или… признаться хотела, что о детдоме рассказала она, и рассчитывала привезти меня на дачу Понятовских главным подарком? Это возможно. В честь праздника я бы ее колотить не стала.