И тут милый Гошик меня удивил. Тряхнув так, что зубы клацнули, он развернул меня к себе и очень грозно прикрикнул:
— Хватит! Перестань скулить! Быстро утри слезы, и пошли к родителям!
— Зачем? — я шмыгала носом и говорила невнятно.
— Ты сопливая упрямая девчонка! Делай, что говорят!
Подчинилась я безропотно и, пожалуй, с удовольствием. Всегда приятно видеть в любимом лидера.
Старшие Понятовские накрывали праздничный обеденный стол. В центре, под вазой с цветами, стоял кремовый торт при двадцать одной свече, шампанское и всякие вкусности.
Но когда Гоша вкратце изложил суть проблемы, Сергей Яковлевич без слов принес из супружеской спальни видеомагнитофон с адаптером для маленьких кассет, поставил питерский сюрприз и сел перед телевизором.
Мы сгрудились вокруг.
Когда на экране замелькали интерьеры сауны, Ирина Андреевна выдохнула: «Опять?!»
— Что опять? — спросил Гоша.
— Очередной «банный» скандал, — поморщилась мама. — И не надоело? Родинки считать…
Но никаких голых политиков мы так и не увидели. Сюжет развивался иначе.
Судя по всему, камеру включила некая перепившая девица по имени Света. Неверным глазом она попыталась выбрать ракурс, и объектив какое-то время плясал по полосатым от деревянных реек стенам. Потом откуда-то сбоку возник абсолютно не министерский типаж — голый амбал, напоминающий вставший на дыбы автобус. «Кончай байду, Светка», — просипел автобус и начал обнимать девицу. В кадре мелькали то литой живот амбала, то кусочек обширной груди Светки, потом камеру грохнули на стол и накрыли сверху полотенцем, надо думать, скинутым со Светика.
Минут несколько рядом с камерой пыхтели, сопели, ритмично звенели посудой на столе.
Далее перерыв минут на сорок, тишина и полосатые стены из-под нависшего на пол-экрана полотенца.
Это время мы прокрутили в ускоренном режиме. Забытая всеми камера бесшумно работала на столе среди стаканов, тарелок, закусок и бутылок.
Потом какая-то волосатая толстая лапа разгребла посуду, и на освободившемся месте, аккурат перед объективом, умело сделала две кокаиновые дорожки. Курносое в профиль мужское лицо склонилось над столом и вдуло в нос первую дозу. Сопение, шумный выдох, мужская лапа, подбираясь ко второй дорожке, отодвигает нечто прикрытое полотенцем и попадает большим пальцем на объектив.
Палец измазан порошком. Пятно на экране несколько мешает, но тем не менее курносое лицо с трубочкой в ноздре отчетливо видно.
Этот фрагмент Сергей Яковлевич прокрутил дважды и нажал на стоп-кадр в месте, где тип склонился над кокаином.
— Всегда знал, что он лицемер и мерзавец, — со смесью удивления и отвращения буркнул архитектор. — Надо же… так вляпаться…
— Васин? — спросила Ирина Андреевна.
— Ага, — кивнул Сергей Яковлевич. — Отпечаток пальца во весь экран. Никаких родинок не надо…
— Н-да, — пробормотала мадам Понятовская, — и что ты будешь с этим делать?
Нас старшие не замечали. Словно и не мы были первопричиной грядущего переполоха. Я решила напомнить о себе.
— Он кто?
— Замминистра одного из силовых ведомств. Метит на портфель… мерзавец. И ведь никто не сомневался, что станет! — Сергей Яковлевич трахнул кулаком по подлокотнику кресла. — Вечно все… через задницу.
Я и Гоша сидели тихие, как мыши. Мадам Понятовская чувствовала приближение бури и, упреждая события, внесла корректировку:
— Сначала обед. Все звонки потом.
— Отсюда лучше не звонить, — несмело вякнула я. Сергей Яковлевич посмотрел сурово, и я пожелала себе куда-нибудь провалиться.
Хозяин дачи дотянулся до телефона, набрал номер, на том конце моментально отреагировали, и архитектор гаркнул:
— Миша, давай ко мне. Возьми ружье, тут ситуация… да… да… Когда? Ну, ладно, жду.
Семейный праздник в узком кругу получился, мягко выражаясь, скомканным. Но тем не менее хочу сказать — кризисные ситуации русские семьи сближают. Никогда раньше я не чувствовала себя более родной этим людям. Понятовские взяли меня под свое крыло, и было под ним тепло, мягко и уютно.
Я набралась наглости и спросила: