Взлетел фонтан жидкой грязи, комки её с чмоканьем начали шлёпаться на асфальт, и через секунду бугристая туша исчезла.
— Молодец!.. — крикнул я, наконец выдохнув из груди напрочь перегоревший воздух.
Сердце у меня колотилось.
А Иван развёл руки и, как артист, поклонился:
— Аплодисменты!.. — игриво помахал он. —Между прочим, ещё триста долларов на счету.
Напрасно он так расслабился.
Уже в следующее мгновение мы, помоему, одновременно заметили, что на всём пространстве Игры воцарилась какая-то нехорошая тишина: ни звука, ни движения, ни колебания воздуха, словно опустилось на нас невидимое, но толстое, обморочно-душное одеяло. Справа, за каналом, возвышался Никольский собор, деревья на бульваре, отделяющем его от улицы, почернели и скорчились, как бы обуглившись. Слева находилась галерея Торговых рядов, под арками их скопилась чернильная тьма. Из этой тьмы, из этой непроницаемой черноты, видимо, порождённый и напитанный ею, выделился продолговатый сгусток — уплотнился, приобрёл почти человеческие очертания и — шагнул прямо на середину улицы, преграждая дорогу.
Из верхней части его, где постепенно проступало лицо, вырвалось длинное прерывистое шипение. Будто высунулся змеиный язык. Так я впервые увидел маглора.
Но не о нём я подумал в эту секунду. Другая мысль вспышкой озарила сознание. По-моему, я даже негромко вскрикнул. И даже чуть не сорвал с себя дугообразные игровые очки.
Как там Адель?
Из переписки в сетях:
...Братцы! Вот это игруха! Как сел на неё, так и уехал. Ничиго такого раньше не знал. Ни вру ни скока! Кто ещё не распробавал давай сюда! Чесслово! Ни пожалейте!..
...Согласен, игра классная. Сразу захватывает. И не надо ни регистрации, ни аккаунта, ни пароля, ни телефона, вообще ничего. Входи и играй...
.. .Ой, я тоже хачу. А где эту игру можно найти?..
Адель с бокалом в руках бродит по банкетному залу, освещённому, несмотря на солнечный день, кругами трёхъярусной люстры со множеством хрустальных висюлек. В бокале не вино, а тёмно-вишнёвый сок, ни разу не натуральный, оставляющий на языке привкус парфюма.
Это семинар по развития среднего бизнеса. Её привез сюда Бегемот, сказав, что тут будут нужные люди. И действительно, помимо участников, в зале оказались два руководителя департаментов из администрации города, три депутата местного Законодательного собрания и аж депутат Госдумы, сказавший речь на открытии. Собственно, на него Адель и нацелилась. Проникнуть в Госдуму— здорово, это была бы качественная работа, Хозяин был бы доволен. Главное — удалось бы снова набрать очки из-за неожиданного сбоя с Иваном: чёрт бы его побрал! Всё вроде бы начиналось нормально и вдруг он сорвался с крючка. Что она не так сделала? Хозяин выразил недоумение. Правда, если подумать, тут, вероятно, сыграла роль профессиональная подозрительность офицера спецслужб. С наскока такую стенку не прошибёшь. Дурачок, своего счастья не понимает. Ведь как здорово, когда всё человечество превращается в единую любящую семью! Какое это необыкновенное наслаждение — участвовать нотой во Вселенской Гармонии, где каждый исполняет сольную партию, а все вместе, дополняя друг друга, сливаются в мощный торжествующий хор. Словами это не объяснишь, это надо почувствовать. Ничего, через какое-то время она повторит попытку. Терпение и настойчивость, как внушает Хозяин, обязательно принесут успех.
При мысли о Хозяине у неё, как всегда, прокатывается по телу волна тёплой радости, будто согревает его ласковый солнечный луч. Конечно, всё будет в порядке. Ведь как быстро они с Валентиной завербовали сотрудников фирмы, даже Басила, — на что уж хмурый, заторможенный, туповатый, — и тот не устоял. А как легко ей удалось подключить Бегемота?! Уже через пару дней, чуточку оклемавшись, он без разговоров выделил приличную сумму на рекламу Игры, и вот, пожалуйста, на престижный семинар её захватил.
Кстати, и фирме это пошло на пользу — не бегают, как раньше, то и дело к кофейному автомату, не толпятся там, не гогочут, не рассказывают анекдотов, которым в обед — сто лет. Продажи, по данным отдела сбыта, выросли почти на двадцать процентов. Что неудивительно: работают теперь не на дядю раскормленного, а на семью, к которой сами принадлежат.