– Но ты же правишь текст, когда согласовываешь его с редактором! – воззвала она к ее логике.
– С редактором – да. А с тобой – не буду, – отрезала Лена. – К тому же редакторская правка касается только стилистики, а ты хочешь, чтобы я переписала заново всю героиню. Я этого не сделаю.
Пораженная до глубины души фактом и формой отказа, Ольга Сергеевна пыталась надавить на дочь, взывала к ее совести и убеждала, что желает ей только добра… Лена замкнулась, помрачнела, но на мамины уговоры так и не поддалась. Тогда Дубровина-старшая применила тяжелую артиллерию.
– Ты не доверяешь моему профессиональному чутью, – с горечью сказала она дочери. – Я преподаю русскую литературу тридцать лет, а ты не хочешь даже чуть-чуть прислушаться к моему мнению. Прости, Лена, я от тебя такого не ожидала. От любого другого человека – быть может, но понять, что собственная дочь тебя в грош не ставит…
– Мама… – растерянно возразила Лена, – что ты! При чем здесь недоверие…
Но Ольга Сергеевна уже не слушала. Смахнув выкатившуюся из глаза слезу, она одним жестом отмела все возражения дочери и ушла в свою комнату. На робкие Ленины попытки примириться Ольга Сергеевна отвечала молчанием, и Лена поняла, что мать обиделась на нее всерьез.
Ссору Лена переносила тяжело. Наблюдая за дочерью со стороны, мать видела, что управлять ею не сложнее, чем подростком, а в чем-то даже и легче: Лена так сильно зависела от Ольги Сергеевны, от ее одобрения, от внимания, что чувствовать себя виноватой в ссоре было для нее нестерпимо. «Хорошая девочка, – с сочувствием думала Ольга Сергеевна, видя, что дочь страдает, раз за разом пытаясь помириться и снова получая отказ. – Но лучше провести лечение сейчас, пусть даже такое жестокое, чем позволить, чтобы она закоснела в своем творческом самолюбии».
Молчание продолжалось почти неделю, а затем Ольге Сергеевне позвонили из издательства. Редактор осторожно рассказал, что Лена не сдала рукопись, которую должна была закончить пару дней назад, и на все вопросы отвечает, что не в силах сейчас завершить работу. Не знает ли уважаемая Ольга Сергеевна, что происходит с ее дочерью?
И тут она неожиданно поняла, в какой хрупкий мир вторгается. Первый раз в жизни Ольга Сергеевна не смогла настоять на своем в отношениях с Леной, и это было невыносимо. Промучившись сутки, Ольга Сергеевна спасовала и первая пошла на примирение. Больше разговоров об исправлении текстов в соответствии со своими вкусами она не заводила.
Лена благополучно закончила книгу, начала писать следующую…
А затем вдруг остановилась.
Контракт с издательством был разорван. Ошеломленному главному редактору Дубровина сообщила, что больше писать не будет. «Не можете?» – уточнил он. «Не буду», – был ответ.
Издательство обратилось за разъяснениями к Ольге Сергеевне, но та твердила одно: «Пусть моя дочь решает сама – лишь она знает, что для нее лучше». И после нескольких безрезультатных бесед от нее отступились.
Журналисты строили предположения о том, чем вызвано решение популярного автора. В интернете создалось сообщество поклонников творчества Елены Дубровиной, обещавших выдать денежный приз тому, кто назовет истинную причину молчания писательницы и предоставит доказательства своей правоты. «Исписалась», «осознала свою бездарность», «решила временно остановиться»… Дубровина не подтверждала и не опровергала ни одного из этих мнений. Однако любители ее творчества сомневались: по последним книгам нельзя было сделать вывод о том, что Дубровиной, как утверждали недоброжелатели, «больше нечего сказать своему читателю». Напротив – она писала лучше, чем прежде, увлекательнее, но в то же время не становясь поверхностной.
Последний ее роман отчасти был детективным. И журналисты, и читатели ухватились за эту ниточку: возникло предположение, что следующая книга задумывалась как продолжение, и в ней Дубровина, часто бравшая сюжеты из жизни, собиралась разворошить чью-то тайну. Роман разобрали по строчкам, для каждого героя нашлось полтора десятка прототипов, от олигарха до художника, выдвигались самые фантастические гипотезы… Одна еженедельная газета вышла с заголовком: «Кто заставил навсегда замолчать писательницу?», в другой заявлялось: «Дубровина подошла к отгадке страшной тайны Мавзолея!»
Однако и расследования читателей, и всплески маразма желтой прессы оставались лишь догадками, которые никто не мог подтвердить.
Постепенно шумиха заглохла. Лена по-прежнему не давала интервью, и поддерживать интерес прессы к ней оказалось нечем. На сайте, посвященном творчеству Дубровиной, по инерции продолжались споры о причинах ее решения, но и они вскоре превратились в пустопорожнюю болтовню. Время от времени появлялись читатели, добавлявшие новые идеи в копилку версий: так, одна дама утверждала, что Дубровину «перекупили» – якобы конкурирующее издательство предложило писательнице круглую сумму за то, чтобы она прекратила творческую деятельность. Однако обосновать, зачем же издательству-конкуренту потребовалось таким странным способом «убирать» автора с литературного рынка, читательница не смогла, и обсуждение ее версии заглохло.