Ширанкова Светлана
Танцы на кончике иглы. Сборник стихов
Эпистолы
Хор одиночеств
…А по стыкам минут все гремят и гремят поезда
От бессонниц, разлук и фантомного запаха моря,
Рассекая июль сумасшествием: "Либе, когда?",
Как попало сшивая обратно: "Не знаю. Не скоро."
А по венам — ментоловый яд забродивших ночей,
Про тебя, для тебя, о тебе ненаписанных строчек.
Принимаю парад неизменных моих палачей:
Расстояний и порванных фото, заклеенных скотчем.
Это нежность и боль перелиты в высокий стакан,
Это взгляд вполкасанья — безжалостный скальпель под кожу,
Это ангел-хранитель привычным неверием пьян,
Это хор одиночеств уже без меня невозможен.
Я на палец — витками — дороги железную нить
Намотаю бездумно до буквы твоей наудачу.
Мне уже предлагали — ты знаешь? — тебя не любить.
Это было, ей-богу, смешно. Почему же я плачу?
Бумажный самолетик
Слышишь, черт побери? Я хочу тебе сниться,
Прикасаться сухими губами к запястью,
Пить с ладони туман с ароматом корицы,
От дрожания век рассыпаться на части.
Извини за письмо, это я ненарочно.
Перепутали пальцы и время, и место,
Собирая бессонницы в смутный подстрочник
К неизвестно зачем зарифмованным текстам.
Те, кто лечит мне душу, по-своему правы,
Но — причем здесь любовь? И звучит-то нелепо.
Это просто… не знаю — как выпить отравы,
Проводив брудершафтом сгоревшее лето.
Ночь — подкрашенный шарик пустого плацебо,
И коньяк не спасает от странной болезни.
Самолетик бумажный в эмалевом небе
Прочь уносит мои нерожденные песни
О тебе.
Без подтекста
Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил. (с)
Ты знаешь, а у нас сегодня дождь.
Обычный дождь — без смысла, без подтекста,
И вечер с неожиданным кокетством
Себе на плащ прикалывает брошь —
Давным-давно полученный в наследство
Латунный диск обломанной луны.
Мои слова, увы, обречены
Впадать в маразм, в патетику и в детство,
И, стало быть, нам не нужны слова —
Сухой гербарий слез и междометий.
А ты опять ложишься на рассвете,
Когда будильник мне кричит: "Вставай!"
И, причащаясь первой сигарете,
Я буду думать… нет, не о тебе —
О смысле жизни, о хромой судьбе —
И чувствовать: ты за меня в ответе.
Хлебнуть чернил и плакать от тоски
Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
На том конце замедленного жеста.
Б.Ахмадуллина
Хлебнуть чернил — и плакать от тоски,
И угольком водить по горизонту,
Дразнить гусей, не брать с собою зонтик,
И жить не здесь, не так, не по-людски.
Чесать за ушком серого кота —
Пускай он вымурлыкивает блюзы;
Гонять чаи с крупинками иллюзий
И верить в то, что смерть не навсегда.
У зеркала, под веки спрятав страх,
Тренировать чеширскую улыбку,
Купить на рынке золотую рыбку —
И с ней поговорить о пустяках.
Да просто — быть! На плоскости одной,
На том конце замедленного жеста,
Но знать — всегда — что есть на свете место,
Где дышишь ты в созвучии со мной.
Городской кардиографик
Городской кардиографик
Городом, городом, спазмами, клочьями,
через сплошную — и к черту обочины,
воют клаксоны анафему улицам,
боги асфальта насмешливо щурятся,
черные, черные — стены исчерчены —
линии смерти свиваются смерчами,
пляшут фракталами, кардиографиком,
прямо по горлу веревочным шарфиком,
холодно, холодно, пальцы неловкие,
мысли — не смыслами, а заголовками,
не успеваю — к тебе или выспаться?
Взгляд твой заряжен единственным выстрелом,
выше прицел — наугад или кнопками?
Наше "сегодня" у жизни за скобками,
время отныне и присно по-местному,
и ненавистное "если бы… если бы…"