Я не пророк и не вижу развязки,
Что ж, неизвестность осознанно встретим.
Спи, я сейчас расскажу тебе сказку,
Самую добрую сказку на свете.
Город семи ворот
Город семи ворот
"Пять или шесть утра. Сизый туман. Рассвет.
Пили всю ночь, всю ночь. Вплоть до седьмого часа."
Пять или шесть утра. Сизый туман. Рассвет.
Город укутан в плащ в пятнах губной помады.
В горло мне вбили кляп горечью сигарет,
Руки стянув кольцом бешеной автострады.
Я уходил сто раз, я возвращался в дождь,
Я продавал себя, чтоб заплатить по счету.
Только растут долги… Знать бы, чего ты ждешь
Флюгером на ветру жизненных поворотов.
Спой им, душа моя. Я не умею петь.
Вечности медяки глухо бренчат в карманах.
Шел я на зиккурат, чтобы увидеть смерть,
А повстречался шут, плачущий — видно, спьяну.
Я бы купил билет в город семи ворот,
Где золотой грифон — времени сторож строгий.
Там до пяти утра флейта твоя поет
И на большом лугу пляшут единороги.
Черное серебро — мелкая пыль дорог,
Где я прошел не раз в поисках нужной цели.
Пять или шесть утра. Город совсем продрог.
Спела, душа моя? Что ж, тогда — полетели?
к вопросу о безумии…
Сумасшествия нити — я их отчаянно рву,
И они подчиняются мне, налипая на пальцы.
Я взрываюсь, взрываюсь и скоро, наверно, умру,
Как игла у слепой вышивальщицы выпав из пяльцев.
Я бегу, я бегу, я успею, я должен успеть,
Если пляска имен мне не станет прижизненным склепом.
Вдоль стены, по стене… черт тебя побери, не хрипеть!
Ты же просто обязан прорваться, и хватит об этом.
Я держусь, я еще… но безвольно слабеет рука,
И безумие дразнит агатовым шепотом в уши.
Видишь цель? Как безбожно она от тебя далека.
Ну, иди же вперед, и не думай, не чувствуй, не слушай.
Впереди — пепелище, и буря, и выстрел в упор,
Позади — слепота и осколки разбитой надежды.
Но пока меня кто-то недобрый из жизни не стер,
Я, конечно, вернусь, только я не уверен, что прежним…
Театр?
Какое безумие — быть собой,
Какое безумие — просто быть.
Играть свою роль — и блевать игрой,
Слова написать и забыть.
Приросшую маску — с лица долой,
И с болью, и с кровью, и с кожей — прочь.
Обломаны крылья? Тебе впервой?!
Вставай, и по стеклам — в ночь.
Подмостки не лгут, а зачем им лгать?
Вся ложь притаилась в тени кулис.
Попробуем пьесу переписать,
Пока не пришел сценарист?
How can I?
Господи, я безнадежно болен.
Господи, я по ночам брежу.
Я потерялся в своей неволе,
Я опротивел себе — прежний.
Стылых страстей и привычек накипь —
Пленка защитная вместо кожи.
Вот бы расплавить и скинуть как-то,
Голым остаться — а вдруг поможет?
Торным дорогам оставлю карты,
Вдоль — не хочу, попытаюсь — между.
Держат серебряные канаты,
Кто-то их сплел из чужой надежды.
Сыто, тепло и не дует в щели,
В рюмке коньяк и лимон на блюдце…
Мне бы проснуться в чужой постели,
И — захотеть вернуться.
Who am I?
Я в бокале с вином утоплю золотую луну.
В эту ночь, я надеюсь, никто не заметит утраты…
Почему я беспомощно в трех измереньях тону,
Рассыпаясь на мелочь: на сноски, ремарки, цитаты?
Я — ничто без чужого ответа, хоть эхом вдали,
Восприятий, поступков, страстей не своих резонатор.
Я — струна, но я мертв и безмолвен без пальцев твоих,
Я аморфней толпы человеческой, где мой диктатор?
Я — бессмысленный отблеск на чьем-то усталом клинке,
Мною кровь не стереть, не убить и любви не добиться.
Я, как солнечный зайчик, бегу, тороплюсь по щеке
Отразиться в глазах и еще на мгновенье продлиться.