Тот, кто меня не ждет
Мне бы сегодня — прочь через черный ход,
Слушать охрипший рэп водосточных труб.
Рядом присядет тот, кто меня не ждет,
Выбросив в урну вялый цветочный труп.
Руки в карманы, плечи нахохлив — шаг
В звездную крошку, гравий небесных сфер.
Он мне подарит синий воздушный шар,
Я ему — тайну мертвых богов и вер.
Будем искать гнездовье озябших лун,
Прыгать с разбега в пропасть — не надо ржи!
Хлопают шкоты ветреных яхт и шхун,
Встанешь к штурвалу? Нет? Значит — будешь жить.
Утро на крыше мявом встречает кот,
Вниз по наклонной катится шарик-мир.
В завтра уходит тот, кто меня не ждет,
Я остаюсь в сегодня, где были — "мы".
Вчерашние боги
На обочине лунной дороги
Под мигание звезд-фонарей
Пляшут джигу вчерашние боги,
Уходя от своих алтарей.
Забывая — поспешно и жадно —
Заунывных молебнов мотив,
Боги хлещут вино по парадным —
Незатейливый паллиатив.
Их квартирки тесны и убоги —
На задворках больших городов
Безработные бывшие боги
Отдыхают от тяжких трудов:
Спозаранку дымя сигаретой
По кофейням над чашкой латте,
Вслух читают друг другу газеты
И в чужие глядят декольте.
Не покрыты пером и двуноги —
День за днем, без особых затей —
Отслужившие старые боги
Превращаются в старых людей.
Черновик
Молча жжешь мои страницы,
Растираешь пепел в пальцах.
Если хочется напиться —
Можно больше не стесняться.
Если хочется заплакать…
Дым в глаза? Должно быть, едкий.
Одурманивает мякоть
На ночь принятой таблетки.
Если хочется скандала —
Больше не с кем. Рад, я верю.
Знаешь, как она рыдала,
Оставляя ключ под дверью?
В недрах огненного рая
Трупы строк покорно тлеют,
Я на свечке догораю
Неожившей Галатеей.
Души слов выходят стоном
Сквозь обугленные раны…
Черновик ночей бессонных
Нерожденного романа.
Этот город
Ты не знаешь, но этот город безумно стар —
Все холмы, на которых стоял он, сошли на нет.
Он успел позабыть свой язык и молчать устал,
Здесь часы отстают на четыреста тысяч лет.
Ты не видишь, но этот город давно ослеп,
Хоть таращит оконные бельма тебе в лицо.
Он на ощупь обрубками улиц найдет твой след,
Загоняя в ловушку отживших свое дворцов.
Ты же чувствуешь — этот город пронзает дрожь,
Он бессмысленно жаден до эха твоих шагов.
Как и я, он боится, что ты навсегда уйдешь
В пантеон не сходящих на землю чужих богов.
Что останется — строчки стертых до дыр молитв
И века по маршруту: святилище — дом — кабак?
Этот город, конечно, дождется, он терпелив.
Ты прости меня, либе, но я не умею — так.
Оле Лукойе
Каждый вечер — задернуты шторы,
Чай заварен, открыто вино.
Скоро детские страхи, как воры,
Потихоньку полезут в окно.
Будут свечи гореть до рассвета,
Создавая нехитрый уют.
Страхи курят мои сигареты —
Хорошо, хоть стаканы не бьют.
Я кормлю их стихами с ладони —
Непросохшие строчки горчат,
И окурки ростками агоний
Мне впиваются в кожу плеча.
Боль навылет серебряной спицей…
Гости, кажется, снова пьяны.
Значит, к детям слетят на ресницы
Только самые сладкие сны.
Утро смоет отметины с кожи,
Манит призраком счастья кровать.
Нам со страхами вместе, похоже,
Не одну еще ночь коротать.
Без причин