Мне грустно, бес. Мне грустно без причин. И тает мир мороженым на блюдце, как сумма очень малых величин… а мне зачем-то хочется вернуться. Вернуться в ночь, вернуться во вчера, в слепое неоправданное лето, и греть глинтвейном наши вечера, и путаться в ладонях и монетах, которые ты вытряхнул, смеясь, из всех своих бесчисленных карманов, а мы на них рассматривали вязь и разбирали реверсы по странам.
Мне грустно, бес. Посмейся надо мной за глупую беспочвенную веру в отсутствие кинжала за спиной и в то, что мир теперь не черно-белый, и будет чайник фыркать по утрам, и кофе в банке на двоих не хватит, а, значит, чашку пьем напополам, и ты такой смешной в моем халате, напяленном спросонья впопыхах. Кусочек масла плавится на тосте, как солнца луч на брошенных стихах, и до щеки дотронуться так просто…
Мне грустно, бес. Тебе пора идти. Не прячь лицо, не прячь — ведь ты не плачешь? Я знаю, нам с тобой не по пути, и рухнет мир, случись оно иначе — расписаны для нас календари чужими равнодушными руками… Глаза в глаза… не надо, не смотри, когда шепнешь: лети, мой ангел. Amen.
Танцы на кончике иглы
Вечность по пятницам
Мы танцуем по пятницам регги и слушаем джаз,
Ошибаясь в движеньях и путая соул со свингом —
Старый ангельский способ убить наше "здесь и сейчас".
Что поделаешь — вечность. Подумаешь — не задалась.
Может, сменим пластинку?
А другие серебряным клином опять на восток.
Так привычно — за ними, так глупо — за ними, я знаю.
Плачешь, либе? Не надо, я снова забыла платок.
Это просто коньяк, это взгляд в никуда, в потолок
Одряхлевшего рая.
Наша жизнь (это — жизнь?) не прокисла, а… ладно, не верь.
Душу, что ли, продать? Только нам не положены — души.
Это ключ от тюрьмы, где мы заперты в душном "теперь".
Раня крылья и лбы расшибая, мы рвались за дверь,
Но не можем — снаружи.
Скрипка. Ремикс
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!
Не бывает звонче меди, чем в твоей потертой шляпе,
Отчего же вязкой нефтью стынет тьма на дне зрачка?
За тобой идет по следу сука-смерть на мягких лапах
И лакает злые звуки из-под лезвия смычка.
Ни сонаты, ни романсы не играет скрипка эта,
Только чардаш, буйный чардаш струны выучились петь.
Сколько рук она сменила, до тебя бродя по свету,
Сколько душ она сманила в зачарованную сеть?
Зверь несытый, зверь опасный водит впалыми боками,
Жадно щелкают у горла заостренные колки —
Чардаш в сердце зажигает обезумевшее пламя,
И, не выдержав накала, рвется сердце на куски.
Ты ведешь смычком по струнам, ты судьбы и скрипки пленник,
И дрожит на хищном грифе непослушная рука.
Вызывая хороводы невменяемых видений,
Темный ужас льется в души, как вино в пустой бокал.
Но однажды ты прервешься в вихре бешеного танца:
"Милый мальчик, ты так молод — прочь, не слушай, не смотри!"
И струна острее бритвы полоснет тебя по пальцам,
Чтобы яд неодолимый выжег сердце изнутри.
Мальчик, взяв футляр старинный, обречет себя на муки
И пойдет бродить по свету, вдаль заклятием гоним.
Но когда смычком по струнам проведут чужие руки,
Будет плакать и смеяться скрипка голосом твоим.
Последняя кадриль
Небо воду из стакана
Льет в окурки фонарей.
День, чахоточный и пьяный,
Режет вены у дверей.
Вечер примет эстафету,
Сдобрит лужу коньяком,
Лижет лунную конфету
Туча черным языком.
Крыши край дрожит пружиной,
Оттолкнулся — и лети.
Кот соседский, выгнув спину,
Фыркнет: "Доброго пути!"
Звездный мусор под ногами,
Зонтик-нимб над краем лба —
В черно-белом кардигане
Пляшет бывшая судьба.
Пригласи, подай ей руку —
Шаг назад и два вперед.
Неизвестно, как разлуку
Эта стервь переживет.