Тридцать
— Ну что, подруга, тридцать? Вот те раз,
Как незаметно время пролетело!
А я смеюсь, подкрашивая глаз,
И в джинсы упаковываю тело.
— Ты стала старше, может быть, мудрей,
Раздвинула пошире горизонты…
Я улыбаюсь, стоя у дверей,
И в сумочку запихиваю зонтик.
— Ты слышала про кризис тридцати?
Не верь ты в этот бред, побойся бога!
А мне смешно по улице идти
И громко петь романсы по дороге.
— Позволь поздравить, пожелать любви,
За твой успех поднимем мы стаканы…
А доченьке в апреле будет три,
И муж, похоже, любит, как ни странно.
И я скажу, когда придет черед
Произносить приветственные тосты:
— Да к черту тридцать! Слушайте, народ,
Вот стукнет сто — вы приходите в гости!
Банальное
Грохот железной дороги, ведущей отсюда и вниз.
Так попадают в рай — тебе ли об этом не знать…
Зачем же вместо перрона шагаешь на старый карниз?
Ты утром выбросил крылья, вконец разучившись летать.
Который год — тридцать три, но нет своего креста
(Не то, чтобы ты хотел — просто так повелось).
Видать, твой Иуда пьян, грудная клетка пуста,
И даже пуля в висок упорно летит насквозь.
В улитку свернулись дни, кусая себя за хвост.
Неужто опять зима? Она же была вчера.
…А ты себя хоронить идешь на старый погост,
Почти наплевав на боль в районе седьмого ребра.
Сказки утреннего города
В портовой таверне
В этом порту мне привычно не верят в кредит.
Бармен, двойную текилу, лимоны и соль!
Осень. Штормит. Затяжные, как войны, дожди
Краску смывают с бортов постаревшей "Ассоль".
Бармен, постой, я пока уходить не хочу,
Выпей со мной, если лень говорить — помолчи.
Пусто сегодня — ни шлюх, ни матросов-пьянчуг,
Сыро, темно, даже память текилой горчит.
Я ведь любил ее, только сказать не умел:
Мялся при встрече, таращился как идиот.
Ей же какой-то провидец однажды напел,
Будто бы счастье под парусом алым придет.
Дни и часы ожиданья слагались в года,
В кровь проникало шипение злых голосов.
А у меня на еду не хватало тогда —
Что говорить про парадный комплект парусов.
Так и расстались — пошел каботажем в Лахор,
После носило по свету… да ладно, не суть.
С ней? Не встречались, но слышал, что ждет до сих пор.
Может, дождется… Пусть ей повезет хоть чуть-чуть.
Сказка о звездах и перекрестках
Все вы идете к истине различными путями,
а я стою на перекрестке и ожидаю вас…
Из небрежных весенних набросков
Я себе сотворил божество.
Предстоятели всех перекрестков
Собрались на мое торжество.
В небе звезды нездешние плыли
Семенами чудовищных гроз.
Горсть дорожной иссушенной пыли
Мне один предстоятель принес.
Вексель жизни предъявлен к оплате —
Отпустились грехи и долги,
И второй предстоятель заклятье
Наложил на мои сапоги.
Ночь стекала муаровой лентой
По запястью уставшей руки —
Третий молча мне вырезал флейту
Из рассвета и горной реки.
Боль взвихрилась в обрядовом танце —
Навсегда, до конца… без конца…
Осторожные тонкие пальцы
В грудь вложили кусочек свинца.
Дар получен. Я избран и проклят,
И своим божеством обречен
У прохожих в витринах и стеклах
Отражаться за левым плечом.
Вечный гость на любом перекрестке —
Без любви, без вины, без вина —
Прямо в душах рисую наброски…
…а в моей — умирает весна.
О королевах и кошках
Серая сказка дремы кошачьей
В плюшево-теплой мякоти кресла.
Катится в небе солнечный мячик,
Тонет в сиропе скуки воскресной.
Вон и клубок пылится у двери.
Да, поиграю… после… немножко.
А рассказать — никто не поверит:
Быть королевой хуже, чем кошкой.
То машинально чешет за ушком,
То оттолкнет, как черные мысли.
Часто ночами плачет в подушку,
Прячет подальше редкие письма.
Блеск бриллиантов в вырезе платья,
Сплетни, приемы, треск фейерверков…
Кукла пылится возле кровати,
Тщетно ребенка ждет колыбелька.
Я понимаю — тоже порода,
И государству нужен наследник.
Кажется, дело все же к разводу —
Слишком уж частый гость исповедник.
Ей — в монастырь, другую — на племя.
Полно рыдать, никто не услышит.
Едем, карета подана — время…
В келье, надеюсь, вкусные мыши.
Сказочное
Мне сегодня немного надо — просто сердце в твоей ладони,
Я повешу его на гвоздик отбивать по ночам минуты.
Каждый раз, уходя из дома, ты становишься посторонним —
Невесомой безликой тенью, саркастичной улыбкой будды.
Коньяком согреваю вечер, посыпая лимоны грустью,
Послевкусие горькой пленкой покрывает язык и нёбо.
Телефонных звонков отмычки тишину мне ломают — пусть их!
Я придумала злую сказку, где мы счастливы были оба.