Кувырок забился в угол, сжался пушистым комочком. Со страху он напачкал на пол. На полу его темницы лежало сено, и он попробовал спрятать в нем голову, чтобы укрыться от ужасного взгляда тюремщика. Скоро человек отошел в сторону, видимо, чтобы заняться другими пойманными зайцами.
Потом клетку подняли и понесли вниз по склону холма. На дороге их ждали большие машины. Клетки погрузили в кузов, закрыли его заднюю стенку, и внезапно наступила ночь — ни вечера, ни сумерек, просто сразу упала непроглядная темнота, какой они никогда не знали в горах. Темнота наполнилась шумом и грохотом, клетка затряслась, и Кувырок понял, что они куда-то едут. Он вцепился когтями в деревянный пол клетки. Казалось, что вот-вот он сорвется и вечно будет падать в какой-то бездонный колодец.
Других зайцев он видеть в темноте не мог, но чуял их и слышал. Зайцы явно были из его клана.
— Кто здесь? — прошептал он. — Я Кувырок.
— Ушан.
— Быстроног.
— Торопыжка.
Другие тоже назвали себя.
— Что с нами происходит? — спросил Кувырок. — Ушан, ты все на свете знаешь. Что происходит?
— Не знаю. Правда, не знаю. — Ушан говорил спокойно, но Кувырок расслышал в его голосе отчаяние и страх.
Если уж сам великий Ушан боится, то что говорить об остальных! И только одна зайчиха по имени Попрыгунья сохранила ясность мысли и способность рассуждать.
— Наверное, нас увозят, чтобы убить и съесть, — сказала она. — Если бы они убили нас сразу, на горе, наши трупы быстро испортились бы. Они хотят сохранить нас свежими.
— А чем плохо гнилое мясо? — спросил Кувырок. — Ястребы с удовольствием его едят.
— Некоторых плотоядных тошнит от гнилого мяса, — был ответ.
Торопыжка спросила у Попрыгуньи:
— Неужели тебе не страшно? Говоришь, что нас убьют, а сама не боишься?
— Это будет не сейчас. А когда случится, смерть будет быстрой. В горы мы не вернемся, это точно. Уж лучше умереть, чем доживать свою жизнь в клетке. Нет, я немного боюсь. Хотя чего бояться? Удар по голове — и ты просыпаешься цветком.
— Ты так думаешь? — спросил Кувырок.
— Уверена, — ответила Попрыгунья.
Зайцы затихли, охваченные унынием и безнадежностью, готовые к самому худшему. Но в конце концов, самым худшим была всего лишь смерть. Кувырку очень хотелось, чтобы машина остановилась. От дыма, качки, запаха бензина кружилась и болела голова.
Наконец рев двигателя и качка прекратились, хотя, судя по всему, люди оставались поблизости. Пахло железом, доносились резкие звуки человеческой речи и другие, неизвестные. Ночь, внезапно окутавшая зайцев, продолжалась. С тех пор как они спали последний раз, прошла целая вечность, а сейчас если кто и смог задремать, то ненадолго, тревожно, часто просыпаясь.
Наступил день — так же внезапно, как до того упала ночь, — и зайцам дали попить и поесть. Еда была несвежая, но съедобная. Вода противно пахла и на вкус была плохая, с примесями каких-то минералов. Ушан сказал, что, наверное, она отравлена. Они все-таки немножко попили — всех мучила жажда, но потом долго лежали, ежеминутно ожидая мучительной смерти.
На этот раз день продолжался долго. Безутешные и угрюмые, они томились в своих клетках и почти не разговаривали. Одна зайчиха забарабанила было по стенке, и то же сделали остальные, но сразу раздались тяжелые удары в железную стену кузова и громкий человеческий рев, так что пришлось прекратить невинное заячье развлечение. К концу дня в клетках стало дурно пахнуть — мочой, пометом, сырым деревом и мокрым сеном. Зайцы не привыкли к духоте и никак не могли уснуть. Запах капустных кочерыжек тоже их раздражал — так хотелось снова вдохнуть аромат свежей росистой травы! Ушан снова попытался разломать свою клетку и выбраться. Бесполезно!
Так прошла еще одна ночь и один день, а потом клетки вытащили из задней стенки металлического ящика и поставили в другой — из длинной череды ящиков-кузовов на металлических рельсах. Когда закрыли двери, снова пришла темнота, но не такая глубокая, как раньше. На этот раз движение в неизвестность сопровождалось ритмичным, навевающим сон перестуком.
Потом клетки начали исчезать. С каждой остановкой их становилось все меньше. Сначала исчезла одна, потом другая, потом две или три сразу. Наконец Торопыжка и Кувырок остались вдвоем. Они давно поняли, что Попрыгунья была права.
И вот их клетки выгрузили из вагона, поставили на бетонную площадку, и они — последние, как они считали, несъеденные зайцы — приготовились встретить смерть от руки голодных людей. Когда поезд, привезший их сюда, отдалился и исчез, они заметили, что блестящие железные рельсы, по которым их привезли, уходят в обе стороны до бесконечности.