Вокруг тянулась плоская унылая местность. Ни единого холмика, не говоря уже о горах — однообразие и скука! Везде стояли строения — не отдельные дома, как в горах, но громадные скопления домов, простирающиеся безобразными рядами во все стороны. Бензин, дым и гарь отравляли воздух. Зайцы дышали с трудом, их мутило. Было ужасно шумно — металл стучал о металл, резина терлась о камень.
Мимо них ходили и бегали человеческие ноги, обернутые блестящими кусками кожи. Раз или два человеческое лицо заглядывало в клетку, и тогда по обе стороны проволочной сетки обнажались зубы. Впрочем, когда люди раскрывали пасть, показывая клыки, Кувырок не чуял запаха гнева, наоборот, ощущалось что-то вроде веселья. Похоже, зайцы забавляли их, как зайчонка забавляет упавшая веточка или корешок.
Наконец клетки поместили на тележку и покатили. Оба зайца к этому времени смирились со своей судьбой и почти не разговаривали. Они ждали смерти, спокойно и отрешенно.
Их снова везли на машине. Там, куда их привезли, пахло не бензином и металлом, а гниющей травой и пленными животными. Они поняли, что попали на ферму — они видели такие в горах. Они распознали звуки и запахи домашних зверей: коров, лошадей, кур, кроликов, уток и… о ужас, собак. Здесь была грязь, что все-таки лучше бетона, трава — словом, здесь пахло знакомо. Если уж умирать, сказал Кувырок Торопыжке, то лучше здесь, чем где-то среди бензинно-бетонного смрада.
Клетки внесли в большой сарай и поставили одна на другую. В сарае уже были пленные животные. Подошла собака, посмотрела и зевнула — зайцы ее, похоже, не заинтересовали. Даже куры ходили мимо этой собаки без всякого страха. В горах людей сопровождали не такие псы — те приходили в исступление, учуяв любого вольного зверя, особенно зайца или кролика. А эта псина так привыкла к курам, кроликам, уткам и прочей живности, что не обращала на них ни малейшего внимания.
Все животные и птицы на ферме были какие-то вялые, сонные. Каждый из них знал, что кормежка состоится в положенное время, что о пропитании можно не заботиться. Уверенность в завтрашнем дне сделала их апатичными. Эти робкие домашние создания, прирученные много поколений назад, превратились в бледные тени своих диких предков.
Осмотревшись в сарае, Кувырок и Торопыжка заметили сидящего в клетке белого кролика. Ручной зверек не спешил с ними заговаривать, и Кувырок взял инициативу на себя.
— Эй, ты! Давно ты здесь?
Кролик оторвался от морковки, которую жевал, и посмотрел на Кувырка светло-карими глазами.
— Вы это мне?
— Кому же еще? — ответил удивленный Кувырок.
— Во-первых, у меня есть имя. Меня зовут Снежок. И вообще, разговаривайте повежливее. Я здесь уже два года, а значит, я тут главный, а не вы.
В разговор вмешалась Торопыжка.
— Подумаешь, главный! В такой же клетке сидишь!
— Меня иногда выпускают побегать во дворе. Мне доверяют, я не убегу, а вам, диким, доверять не будут.
— А кот к тебе не пристает? Или собака? — спросил Кувырок.
Снежок пошмыгал носом.
— Котов здесь два. Большой рыжий парень, его зовут Пушок, и Чернушка, кошечка. Они иногда надоедают, но я их живо в чувство привожу. А собака, Жулик, совсем не мешает. Он просто глупый колли.
Кувырок был поражен.
— Ты знаешь имена этих хищников?
Кролик довольно высокомерно объяснил, что у домашних животных в ходу общий язык, фермодворский, на котором они и общаются. Некоторые, как, например, он сам, сохранили в памяти родной язык просто из самоуважения, но другие — коровы, например, — живут в неволе так долго, что кроме фермодворского никакого и не знают.
— Они теперь не такие, как были. Они домашние коровы, совсем отдельный вид. Не знаю, остались ли на свете дикие коровы.
— А с нами что будет? Нас так и будут здесь держать для забавы, как тебя?
— Нет. Рано или поздно вас заберут.
— Куда? — спросил Кувырок, но кролик отвечать не захотел.
— Нет-нет, не мое дело вам рассказывать. Я-то, понятно, знаю, мне собака говорила, а она везде ходит с хозяином. Но, думаю, вам заранее знать ни к чему. Вы перепугаетесь, а я терпеть не могу перепуганных зайцев.
Ничего он не знает, подумал Кувырок, пугает только да цену себе набивает. Сидит всю жизнь в клетке — уже, наверное, умом тронулся. Подумаешь, погулять его выпускают! Что по двору ходить, что в клетке сидеть — одинаковая тоска!