И все же Кувырок не побежал — все равно укрыться было негде. Летное поле, совершенно плоское, открывалось взгляду из конца в конец, словно замерзшая поверхность озера. Оставалось только надеяться, что птица не выберется из клетки.
Кувырок застыл под ненавидящим взглядом убийцы. Заяц успел забыть, какое Убоище огромное, какое страшное. Оно еле помещалось на тележке! Кувырок смотрел, как птица бьет сильным клювом в дверь, выдергивает, как гвоздодером, стержень замка. Долго ли клетка сможет сопротивляться такому натиску? Птица небывало сильна — видел же Кувырок, как она перекусывает клювом телефонные провода.
Тележка бежала все быстрее, клетка раскачивалась все сильнее, и наконец случилось неизбежное. Клетка с бьющейся птицей слетела с тележки, ударилась о бетон, замок сломался, дверца распахнулась.
Убоище оказалось на свободе.
С резким торжествующим криком Бубба взмыл в воздух, чувствуя, как ветер обдувает перья.
Вот и настал его час! Час хищного торжества, час последней охоты. Настал конец волшебного зайца.
Сначала Бубба взлетел высоко-высоко, чтобы ощутить собственную мощь и величие неба. Он так давно не летал! Сила вошла в его крылья, в тело, в лапы. Он ощутил железные крючья своих когтей, стальной изгиб клюва. А там, далеко внизу, корчился от страха заяц. Сейчас Бубба обрушится на него, как солнце, выйдя из-за облаков, обрушивается на землю.
Ничто на земле не может противостоять Буббе, величайшей птице в мире, свирепейшему небесному хищнику. Нет на свете такой силы. Он, Бубба, — владыка смерти, крылатое отмщение неба земле. У него каменное сердце — он обрушивается на убегающую добычу и вздымает ее, беспомощную, в когтях. Он — бич небес, ужас дрожащих тварей, чье сердце трепещет и мозг захлестывают волны страха.
Он снова закричал — яростный и неумолимый, и ветер закричал ему в ответ. Бубба уже падал, чтобы нанести последний смертельный удар.
Кувырок не в силах был пошевелиться. Сердце его замерло, мозг захлестнуло ужасом. Укрыться негде. Сейчас он погибнет, это несомненно. Он мог бы еще надеяться, что Убоище схватит другую несчастную добычу, другого зайца, — но нет, Кувырок знал, что ненависть убийцы избрала в жертву его, и только его одного!
Он видел, как птица поднимается ввысь на коротких, но могучих крыльях, — крапчатое чудовище, властелин воздуха. Птица превратилась в едва заметную точку среди облаков, затерялась в лазури, заяц потерял ее на мгновение из виду — но вот она появилась снова и начала стремительно расти.
И тогда его тело встрепенулось, и он побежал прямо на бетонную полосу, уже ничего не боясь и не думая о том, что в любую минуту его могут расплющить колеса.
Бубба видел, как заяц ожил и побежал на посадочную полосу. Теперь добыча не денется никуда — здесь зайцу просто некуда бежать. Он великолепно выделялся на бетоне, его можно хватать в любую минуту. У Буббы подергивались когти — им так не терпелось вонзиться в ненавистную плоть! Бегущий заяц превратился в неподвижный центр взвихрившейся вселенной, а Бубба падал на него неотвратимым возмездием. Все остальное перестало существовать, затянулось кровавым туманом. Ничего не осталось, кроме охотника, дичи и разящей воли к убийству.
Раздался какой-то рев. Откуда-то взялась еще одна исполинская птица. Она налетела на Буббу, как ястреб на воробья. Круг замкнулся — охотник стал добычей, убийца и жертва слились воедино.
Бубба, устремленный к зайцу, не заметил исполинской птицы.
От него не осталось ничего — только перья разлетелись по ветру.
В последнюю минуту Кувырок поднял глаза к небу и увидел, как огромная тень налетела на тень поменьше и поглотила ее. Гигантская птица — в сто раз больше Убоища — расправилась с ним мгновенно. Только что Убоище было здесь, чудовище со смертью в глазах, — и вот раздался какой-то шипящий звук, и хищника не стало, железная птица втянула его в одну из своих четырех пастей. Перья, кружась, словно снежные хлопья, медленно опускались на землю.
Кувырок, весь дрожа, смотрел, как самолет, съевший Убоище, приземлился, покатился по бетону и остановился в другом конце полосы. Вдруг он услышал, что кто-то его зовет, и, обернувшись, увидел на траве Большеглазку. Она кричала, чтобы он скорее сошел с бетона; там опасно, кричала она, раздавить же могут, да что ты там делаешь?