— С радостью! — ответил Кувырок. — Вернусь к Джитти. По крайней мере, она не застряла в Темных веках, как вы. Так вам и надо, что на вас Убоище нападает! А может, вы его выдумали, суеверные трусы… Ладно, ладно, иду, нечего мне угрожать, я и так понял, что вы на все способны.
Он повернулся и поскакал от них через поле. Глаза его гневно пылали, и сердце билось так сердито, что для отчаяния места не осталось. Что за чушь! Нет, что за полная идиотская чушь! Обвинить его, что он кролик! Да уж лучше быть кроликом, чем русаком, раз русаки такие. Даже стыдно, что он в родстве с такими болванами.
Он чуть не заблудился в темноте. Над полем летали совы, а из густого мрака, окружающего изгороди, глядели горностаи. Кувырок даже напоролся на людей, мужчину и женщину, и вздрогнул от испуга. Они стояли очень тихо. Мужчина прислонился спиной к дубу, а женщина прижалась к нему. Проходя мимо, Кувырок расслышал, что они переговариваются нараспев, очень тихо, словно боятся, что кто-то их подслушает.
Кувырок был рад, что миновал их, — от запаха женщины ему стало не по себе, и вообще это было странно. Что людям делать ночью в поле? Все необычное пугало зайца, а в этой ночной вылазке людей Кувырок чувствовал что-то зловещее, от чего у него сжалось сердце.
Но люди остались позади, а Кувырку пришлось вспомнить о своих сиюминутных трудностях. Сзади послышался какой-то шум и, резко повернувшись, он увидел, что за ним кто-то гонится. Он уже собрался броситься прочь, но тут разобрал запах преследователя. Пахло зайчихой из только что оставленной им колонии.
И действительно, из темноты на него выскочила зайчиха.
— Нет уж, я к вам не вернусь, можешь не уговаривать, — твердо сказал Кувырок. — Так меня обидели…
— Я и не уговариваю, — ответила запыхавшаяся зайчиха. — Я только хочу, чтобы ты сказал ежихе, что сначала-то мы тебя пустили и только потом выгнали. Чтобы она знала, что я тебе помогала. Я уговорила Лунную тебя принять, а уж выгнали тебя из-за твоей собственной глупости. Скажешь ежихе, ладно?
— И как тебя зовут? — сердито спросил Кувырок.
— Борзолапка. Так не забудешь?
И она ускакала обратно, в темноту.
Глава семнадцатая
— Русаки не роют нор, как кролики, и не ищут укрытия, как лесные звери, — говорила Джитти, — потому что привыкли полагаться на скорость. Быстрее их бегает только олень, а среди остальных зверей им нет равных. А раз их сила в скорости, они не хотят, чтобы их кто-нибудь застал врасплох. Если, например, к ним подкрадывается лиса, они хотят заметить ее как можно раньше, чтобы иметь фору. Потому-то они и живут в небольших углублениях посреди поля — чтобы видеть далеко во все стороны и замечать, не крадется ли хищник.
Кувырок все никак не мог успокоиться — очень жалел себя.
— Это все хорошо, — сказал он, — но я-то ведь не русак, верно?
— Нет, но ты же хочешь жить с ними. Им не довелось побывать на большой земле, как мне. Они типичные островитяне — с подозрением относятся к необычному поведению и вообще ко всем новшествам. Я их, конечно, не оправдываю, они отсталые и темные тупицы, я просто объясняю тебе, почему так вышло.
— А мне все равно! Так еще лучше — с тобой останусь.
Джитти немного помолчала.
Потом заговорила снова:
— Гм, гм, как бы тебе сказать… Знаешь, милый заяц, я не так уж общительна. Не хочу быть такой, как эти русаки с Букерова поля, но вообще-то я по большей части не нуждаюсь в обществе, понимаешь? Это я сейчас еще в хорошем настроении, а вот подожди до осени — стану злой и раздражительной. Ты меня и знать не захочешь. А зимой я вообще впаду в спячку.
Кувырок удивился:
— Как это?
— А так! Засну и просплю всю зиму до весны.
— Ты что, смеешься надо мной? Как это можно проспать всю зиму? Есть-то тебе надо! Конечно, зимой спишь больше…
— Да нет же, — с раздражением перебила Джитти, — говорят тебе, я сплю всю зиму. Зарываюсь в сухие листья и сплю. И ни в какой еде не нуждаюсь. Это и есть спячка, она же гибернация. Все тело замирает.
— А это не опасно? Сердце тоже замирает?
Джитти кивнула:
— Опасно, конечно. Но мы, ежи, привыкли. Умру так умру, подумаешь! Усну и не проснусь, только и всего. А что бояться смерти? Или там что-то есть, и тогда все хорошо, или ничего нет — но тогда я об этом не узнаю. В любом случае не о чем беспокоиться. Лучше уж умереть во сне, чем задохнуться в петле или погибнуть в мучениях, когда человек прострелит тебе живот из ружья. Или если лиса съест. А тебе грозит именно это. Бояться надо жизни, а не смерти. Может быть, смерть — как раз лучше всего.
— Понимаю. Но все равно боюсь умереть.
— Это проделки жизни. Жизнь хочет держать тебя в своей власти как можно дольше — она не любит никого выпускать из своей хватки. Поэтому она, пока сильна в тебе, пугает тебя смертью. Она внушает, что смерть ужасна. Ее девиз — как бы ни жить, лишь бы жить. А это неправда. Каждый день мы боремся за жизнь и прилагаем все силы, чтобы избежать того, о чем ничего не знаем. Жизнь — большая тиранка, мой друг, и не исключено, что она-то и есть наш главный враг. Может быть, смерть — это поле со сладкой морковкой, по которому ты идешь и идешь до бесконечности, и лисы там беззубые, а у коршунов вырваны когти и клювы.
— Значит, ты не хочешь, чтобы я с тобой оставался, — подытожил Кувырок. — Что же, мне уйти? Поискать другую заячью колонию?
— Да нет, оставайся пока. Просто имей в виду, что я часто бываю в дурном настроении и не всегда буду под рукой. Смотри правде в глаза, Кувырок, заяц и еж — необычная парочка. Другие звери будут смеяться и дразнить нас. Меня-то не волнует, а ты у нас впечатлительный, хочешь, чтобы тебя любили. Мне все равно, мне хватает компании моих блох, а вот ты…
Кувырок задумался. Уходить сразу или остаться, несмотря на предупреждение? Ни одна из этих возможностей ему особенно не улыбалась. Он решил пока что поспать. Бывает, что, хорошенько вздремнув, смотришь на вещи совершенно иначе. Утро вечера мудренее. Иногда новый день приносит неожиданные возможности.
Так оно и случилось — следующее утро началось с большой неожиданности.
Солнце уже поднялось довольно высоко, когда Кувырка разбудила Джитти.
— Вставай, тут к тебе пришли.
Кувырок выскочил из норы и увидел Стремглава.
— Слушаю тебя, — произнес он с холодком.
Стремглав опустил глаза, глубоко вздохнул и сказал:
— Я пришел просить тебя вернуться на Букерово поле.
— Да? Чтобы вы меня снова пинками выгнали?
— Мы просим извинить нас. Мы были неправы. Мы хотим, чтобы ты к нам вернулся.
— А я, может быть, теперь не желаю.
Стремглав, казалось, очень огорчился.
— Мы тебя очень просим.
Джитти, которая с интересом слушала разговор, решила вмешаться.
— Погоди-ка, Стремглав! Ты ведь не всю правду говоришь, верно?
— А ты что, ведьма? Можешь мысли читать? — рявкнул на нее Солнечный заяц.
Джитти сердито фыркнула и оскалила зубы.
— Ты со мной таким тоном не разговаривай! Я тебе не русак! Вот откушу тебе нос и на задние ноги порчу напущу! Ясное дело, ты не просто так зовешь Кувырка назад. Что-то за этим скрывается, иначе ты не явился бы так быстро и не стал бы его умолять. Это так же бросается в глаза, как эта бело-черная нашлепка, которую ты называешь хвостом. Ну-ка, выкладывай, в чем дело!
Стремглав, казалось, растерялся. Он стоял, переминаясь с лапы на лапу. Кувырок понял, что Джитти права и зайцы не просто раскаялись в нарушении законов гостеприимства. Что-то за этим скрывается.
— Ну-с, — строго сказал он, — я тебя слушаю.
Стремглаву деваться было некуда. Он снова вздохнул.
— Понимаешь, дело в том, гм-гм… — Каждое слово давалось ему с трудом. — Мы хотим, чтобы ты вернулся и… э-э… научил нас рыть эти ваши норки. Ну, такие, как вы, горные зайцы… В общем, так. Если не возражаешь.
— Как! — воскликнула Джитти. — Вы выгнали его за то, что он вырыл норку, а теперь хотите, чтобы он вернулся и вас научил? Где здесь смысл?