Чемпион был длиннотелый, мускулистый, очень красивый парень. Глядя на него и вспоминая Торопыжку, Кувырок почувствовал укол ревности. Он понимал, конечно, что такой парень, как Чемпион, должен нравиться зайчихам. И все-таки его красота была какая-то безликая — ни одной особой приметы. Чемпион выглядел образцовым зайцем — из тех, что всегда поступают как надо и по правилам, почитают старших, заботятся о своей внешности и превосходно бегают. На вкус Кувырка, он все же был скучноват — что это за заяц без единого недостатка!
Водохлеб был худощав, поменьше ростом, чем Чемпион, но жилистый. Шкурка у него была довольно неухоженная, словно он презирал всякую заботу о внешнем виде, — типичная наружность бунтаря. Ему случалось дерзить старшим, обличая их в глупости, и его поведение вызывало много пересудов у солидных зайчих. Ему не раз грозили изгнанием из колонии — правда, здесь, у Лунной зайчихи, он держался скромнее. Догоника выставила бы его прочь не раздумывая, не то что Морская зайчиха.
И вот эти парни сошлись как соперники из-за Медуницы — зайчихи, за которую парни из ее собственной колонии драться опасались. Они лучше ее знали — она была очень красива, но капризна и несносна, постоянно требовала знаков внимания, а получив их, с презрением отвергала.
Водохлеб дрался недурно, но ему недоставало выдержки. Он был не соперник крупному Чемпиону. Тот нанес ему несколько сильных ударов по морде, оставив когтями кровавые отметины. Наблюдателям было ясно, что если Водохлеб не сдастся, то лишится глаза. Но сдаваться он и не думал — держался упорно, и Чемпион первым начал проявлять признаки усталости. Водохлебу удалось провести несколько метких ударов, из-за которых глаза соперника заслезились.
Тем не менее в конечном исходе поединка никто не сомневался. В конце концов, лишившись нескольких клоков шерсти на морде, Водохлеб признал свое поражение — очень, как все заметили, неохотно. Он отошел в сторону, хромая, потому что повредил себе правую переднюю лапу. Кувырок подошел к нему и увидел, что парень просто вне себя от досады, скрежещет зубами и бьет задними лапами о мерзлую землю.
— Я бы на твоем месте не очень расстраивался, — сказал Кувырок, желая хоть немного его утешить. — Не стоит она того. С Медуницей тебе пришлось бы несладко, она такая капризная…
— Твоего мнения не спрашивают! — отрезал Водохлеб, глядя на Кувырка в упор и очень сердито.
Кувырок опешил.
— Я только думал…
— А ты поменьше думай! Кстати, где это ты подобрал такую дурацкую белую шкуру?
Кувырок понял, к чему тот клонит.
— Нет, — сказал он решительно, — даже и не пытайся затеять со мной драку! Я собираюсь драться за свою зайчиху, так что с тобой связываться не буду. А если ты хочешь на мне отыграться за то, что уступил Чемпиону, — так уж и быть, я подойду попозже и дам тебе шанс.
Водохлеб вздохнул:
— Ладно, извини, я просто… Слушай, ты ведь знал Торопыжку, верно? Вы же дружили. И тебе не больно, что это ничтожество разгуливает здесь, выбирая зайчих? Не обидно? Вместо того чтобы поддерживать и защищать Торопыжку, он ее предал, когда она больше всего в нем нуждалась. Да я бы голову ему оторвал!
— Не знаю, что было у него с Торопыжкой, но могу одно тебе сказать: она была далеко не дурочка! Поначалу он мог ей нравиться, он парень видный, но она быстро раскусила бы его и стала презирать.
Кувырок подождал, чтобы собеседник вник в его слова, потом продолжал:
— Значит, ты дрался с Чемпионом из-за Торопыжки, а Медуница тебе на самом деле не нужна? Ты просто не хотел, чтобы она ему досталась? Ну так вот, друг, радуйся, что проиграл, а его ждет очень неприятный сюрприз. Он польстился на ее красоту, а какой у нее характер, ему еще предстоит узнать. Я слышал, что жизнь с ней сплошное мучение — то она тебя поощряет, то в самый последний момент отвергает. Хотя будем к ней справедливы — она, думаю, мстит парням за какие-то прежние обиды. Но я не хотел бы стать козлом отпущения за чужие грехи. Уверяю тебя, брат, она может быть такой свирепой, что само Убоище рядом с ней покажется воробьенком. И Чемпиону предстоит все это испытать. Так ему и надо за то, что смотрит на внешность, а не в душу, верно?
Водохлеб немножко помолчал. Потом стер лапой струйку крови с морды.
— Ты прав, Кувырок, — сказал он. — Слушай, так ты извини меня, что я…
— Да ладно тебе, забудь об этом!
— Тебе, наверное, лучше вернуться в круг — если меня глаза не обманывают, Сильноног вышел танцевать перед Большеглазкой.
— Что?! — Кувырок мгновенно обернулся. Действительно, Сильноног, стоя на задних лапах, плясал перед Большеглазкой. Кувырок ругнулся про себя. Это он должен был выйти первым и бросить вызов соперникам, а не Сильноног. Как бы теперь Большеглазка не подумала, что он принимает вызов Сильнонога только потому, что от него этого ждут, а не потому, что сам хочет. Она может решить, что Кувырок нарочно отлучился в нужный момент, чтобы не выступить перед ней первым.
Он бросился со всех ног к месту танцев, думая, что жизнь полна тяжких испытаний, а он вечно каким-то образом умудряется осложнить себе существование. Теперь нужно постараться, а то придется весь брачный сезон считать листья на ветках. И не просто постараться — надо выиграть. Когда он добежал до круга, его сердце колотилось.
Он резко остановился и поднялся на задние лапы.
— Ну, давай! — сказал он Сильноногу, надеясь, что в глазах Большеглазки его явное нетерпение начать драку будет достаточным извинением за опоздание.
И только тут Кувырок вспомнил, что сначала должен был протанцевать перед избранницей. Он совершил еще одну ошибку и, возможно, оскорбил зайчиху своей небрежностью.
«Да, молодец я, ничего не скажешь, — подумал он, поймав на себе свирепый взгляд Большеглазки. — Просто слов нет, какой молодец».
Даже если он победит в драке, Большеглазка разорвет его на куски и выбросит труп воронам.
Как жестока жизнь!
Глава сорок первая
Сильноног, стоя на задних лапах, был на полголовы выше Кувырка, зато Кувырок был коренастее, плечистее, и его круглая голова крепче сидела на плечах.
Но Сильноног был старше и опытнее. Он уже один раз участвовал в танцах на снегу. Ничего плохого о нем Кувырок не слышал. Сильноног пользовался репутацией порядочного и надежного парня, разве что излишне флегматичного. Зайчиху, которую Сильноног завоевал в прошлом году, унесло Убоище, а из их потомства остался в живых только один зайчонок, ныне годовалый заяц.
Каждый считал другого достойным соперником.
Они пошли друг на друга сразу, без предварительных прыжков и церемоний. Лапы замелькали в воздухе. Хотя Кувырку приходилось вставать на цыпочки, он все-таки пару раз залепил Сильноногу в морду.
К несчастью для горца, его голова пришлась как раз на самой удобной для тычков Сильнонога высоте, и на каждый удар, который наносил Кувырок, он получал три ответных. Он твердо решил не сдаваться, пока сердце бьется в груди. На его стороне была крепкая горная закваска и немалая толика гордости, присущей жителям гор.
Не раз во время драки мысли Кувырка обращались к родным вересковым склонам, торфяникам, над которыми в погожие дни витал легкий дымок, золотым орлам, прочерчивающим небо над узкой долиной, к их блестящим, как драгоценные камни, глазам и злым клювам, к диким кошкам с когтями-кинжалами, к оленям, говорящим на сложном и богатом языке жестов, — оленям, чье сердце билось под красивой шкурой так, что его было видно, — к пурпурной камнеломке. Он дрался не только за зайчиху, но и за все это — за родную страну, которую ему больше не суждено увидеть, за Косогорцев, которые сейчас тоже танцуют на заснеженном пружинистом торфе между валунов. Ради всего этого, ради всего, по чему так тоскует его сердце, ему необходима была победа.
Дерущиеся парни время от времени поглядывали на зайчиху, из-за которой дрались, чтобы определить, как она реагирует на успех того или другого. В симпатиях Большеглазки сомневаться не приходилось — каждый раз, как Кувырок получал удар, она вздрагивала, а когда удар наносил он, ее глаза вспыхивали.