… Когда Лесандрин смогла более менее свободно дышать, не опасаясь, что грудная клетка взорвется сотней «новых и приятных» ощущений, она была вымотана настолько, что не могла связно думать. Она лежала на грязном полу, среди источающей гнилостный запах соломы, и смотрела в потолок немигающим взглядом. Лицо было мокрым и соленым от слез. Леся боялась пошевелиться и поверить, что все закончилось и боль больше не вернется…
Последняя огненная вспышка пронеслась перед глазами, и мир погрузился во тьму.
Ночь. Любимое время суток для темного. Когда-то он и мечтать не смел о том, что темнота захватит мир. Он не особо любил солнечный свет, хотя и не был упырем или вампиром, о которых так любит судачить хуторской народ. Он просто не понимал и не принимал прелесть дня или утра. Раньше не понимал… Солнечный свет не причинял ему боли, но и не зачаровывал. А вот ночь…
Ночь, словно ласковая домашняя кошка, ластилась, просилась погладить, обласкать. Ночь — время отдыха, любви, слез, романтики и темных, таких, как он. Владимир Самойлов с рождения упивался этим временем суток. Какого было удивление его матери, когда новорожденный Ладик отказывался гулять днем по улице, поднимая такой крик, что все соседи в округе знали — младшего Самойлова вывели на прогулку. Зато в вечерние променады — отрада для материнского сердца и тела — ребенок спокойно гулял на руках у няньки либо отца, весело лопотал что-то мало похожее на обычную человеческую речь, зато всем своим видом выражал полнейшее одобрение.
Позже, когда семья обнаружила у наследника магические способности, его стали запирать в подвале — для острастки. Глупые, они надеялись подобным способом «излечить дитятю от бесовского влияния»… Ладик искренне не понимал поведения родителей и протестовал против подобных наказаний. Он не боялся темноты подвала. Он боялся сырости и крыс, ненавидел прелый запах земляного подпола. «Словно в могиле», — думалось мальчику, и он не мог понять, почему ему так страшно, если темнота — его лучший друг.
Темный… На это определение он наткнулся в библиотеке общины, когда пытался найти пророчество и хотя бы намек на то, кто может быть источником силы, которой он так хотел завладеть…
«Темными называют людей, которым свет ночи, милее света утреннего. Обычно темные — это сильные маги, нередко абсолюты. Но судьба не благосклонна к ним. Они не имеют права сделать выбор, потому как выбор сделан до их рождения. И все обстоятельства складываются так, что темные идут своей тропой прямо к предназначению. Темный никогда не полюбит свет, он чурается его, словно припадочный… Потому как если Тьма полюбит свет, а свет полюбит тьму — наступит перелом мира настоящего, и кто победит в этой схватке, никому не ведомо… Темные редко приходят в мир людей, сами того не желая, они несут горе и беды роду людскому…»
Владимир легко передвигался в угольной тьме, словно переливаясь в ней, впитывая ее, отдавая себя взамен. Редко ему удавалось выпустить силу — хотя бы частичку — из-под контроля. Сейчас же он молил ночь дать ему сил для того, чтоб спасти свет. Потому что без света не наступит утро, не будет дня, не придет вечер. И Владимир на своем опыте убедился, что старый бумагомаратель был не прав в том, что тьма пугается света… Ночь без утра бессмысленна, день без вечера — теряет границы. И как вечная ночь обращается в непроглядную тьму, так и вечное утро без ночи обращается в выматывающий пожар для измученной души.
Утро, день, вечер, ночь — это прекрасный союз света и тьмы, единственно правильный и верный. Они существуют в гармонии, на радость другим…
— Леся — мой свет, мое утро, мой день и моя жизнь, — шептал он ласковой ночи, — веди меня к ней.
Он повторял эти слова, как молитву вновь и вновь, несмотря на то, что знал куда идет и от кого ждать подвоха.
После того, как тень вернулась к хозяину, Владимир отчетливо понял, кто организовал пропажу Лесандрин. Он со злости рубанул по столу так, что столешница едва не рассыпалась на щепки. Он проверил руины таверны лично, для того чтоб еще раз убедиться в правильности своих выводов, а заодно вытащил из-под обломков сумку травницы (благо у последней хватило ума пропитать ее составом, защищающим от повреждений). Оставив письмо Миладе, которая уже вот-вот должна была очнуться, Владимир провел портал в Хайт. Наум не станет отходить от замыслов той, что играет в чужие игры.
Владимир старался не думать о том, как ему выкрутиться из ситуации, в которую он попал, и остаться в живых… «Все потом, — рассуждал он, — все потом».
Портал вывел капитана к окраинам Хайта. Он провел рукой в воздухе и тоненькая серебристая, словно сотканная из звезд, ниточка указала ему путь.
— Знатно же он наследил, — отметил Самойлов, — или это сделано специально? Вот только для чего?
С момента выхода на сцену дочери Дора, Самойлов запутался в ходе игры. Он не понимал, что творит старый маг и зачем? Владимир нервничал. Он знал, как следует себя вести со старым лисом и как ему спасти Лесю.
Думал, что знал…
Теперь же капитан отряда странников, а по совместительству еще и ученик Дора, находился в растерянности. Затевая собственную игру, он просчитался в нескольких моментах. Первый, и самый важный состоит в том, что амбициозный маг-абсолют, мечтающий о власти, добившийся доверия Императора и его врага Дора, и предположить не мог, что источником силы, которую он так надеялся получить, выдав императору учителя и заняв его место, — будет Леся. Милая, робкая, хрупкая, влюбленная в него Леся.
Он и подумать не мог, что полюбит ее настолько, что будет готов отказаться от всего, ради ее безопасности…
А теперь еще и выродок Дора — зеркало! Она спутала все его планы! И чего хочет добиться маленькая дочурка его учителя, где сам учитель и что вообще происходит — Самойлов не знал. Единственное, в чем он был уверен — Наум действует по указке Эль.
Нить привела его к полуразрушенному зданию городской тюрьмы. Здание смотрело на него сверху вниз черными провалами окон, забранных решетками. Владимир прикоснулся ладонью к стене. Каменная кладка отдавала холодом и слегка вибрировала. Самойлов повернулся к стене спиной, заранее приготовившись к неприятным ощущениям. Глаза закатились, по телу прошла мелкая дрожь и… человек слился с фоном каменной кладки здания, уступив место своему второму «я».
Темница — простор для тени. Осмотрев «достопримечательности», оценив охрану на входе и охранное заклинание, перекрывающее подвальное помещение, в котором собственно и располагались темницы, Самойлов пришел к неутешительным выводам. Слишком легко. Охраны, как таковой нет, да и с заклинанием справиться — дело пяти секунд. Толи его недооценили — этому Владимир не мог поверить — толи здесь кроется подвох особо крупных размеров…
Мужчина заставлял себя здраво мыслить и анализировать ситуацию. Это было весьма проблематично, потому что его раздирало от желания воспользоваться тьмой, пройти сквозь стену в полуподвальное помещение темницы, забрать Лесандрин и поскорее скрыться. Но поступить так, все равно, что завести слона в посудную лавку, да попутно дать врагам в руки карты против него. Они знают, что он достаточно способный ученик, Дор лично говорил, что через пару сотен лет Владимир может стать равным ему. Но Самойлов умолчал о маленькой своей способности и любви к тьме. Естественно, Дор знал, что Владимир темный, но… он и предположить не мог, что его ученик настолько продвинется в контроле и владении способностями за столь короткий срок. Он-то не знал, что Владимир тренировался с тьмой с самого раннего детства, и обучение это проходило на грани саморазрушения…