- Понятно, - протянул Макс. – Мне бы поговорить с Цимлянским надо… И с друзьями Матвея. Они сейчас в городе?
- Только двое из пяти – Илья Раков и Ольга Кречет. А насчёт Цимлянского… даже не знаю, что и сказать. Не буди лихо, пока оно тихо.
- Тем не менее, - неуловимо улыбнулся Макс, - будем будить лихо. Мне нужно поговорить с Цимлянским.
- Кстати, - спросил капитан, - а что ж вы этим делом заинтересовались? Не ваша же территория…
Макс вздохнул, но потом подумал, что в общих чертах сказать можно.
- Вчера в лесу был обнаружен труп женщины. И есть некая улика, указывающая на связь с этим делом и исчезновением Матвея Цимлянского.
- А что за улика-то? – поинтересовался капитан. Вроде бы легко, по-дружески, но Макс мгновенно почувствовал, что Лобачёв внутренне напрягся. Поэтому Макс ответил:
- Ты извини, капитан, пока всё так неопределённо. Сказать не могу, а вдруг мы пустышку тянем? Зачем лишний раз волну гнать, вас и так, небось, Цимлянский достал со своими претензиями…
- И не говори, - вздохнул капитан и неожиданно прислушался к голосам, доносившимся из коридора. Лицо его вытянулось, и он заявил:
- Везучий ты… коллега. Похоже, Цимлянский в очередной раз заявился права качать. Вот и побеседуете…
***
Я люблю венецианские легенды… В них так много порой крови и боли. Но они прекрасны своей жестокостью… Вот одна из них.
В Венеции в XVI веке жила женщина, у которой был сын от купца-левантинца. Левант в ту пору принадлежал Турции, левантинец был мусульманином и не вступил в брак с христианкой. Но сына забрал, и тот рос с ним неподалёку от Венеции, на острове Джудекка. Но юноша мучился двойственностью своего положения полукровки и частенько навещал мать, не для того, чтобы помочь ей, но для того, чтобы осыпать её попрёками и оскорблениями. Порой он даже поднимал на неё руку, но женщина всё терпела и любила своего сына.
Но однажды вечером всё изменилось. В припадке гнева, какого с ним не случалось прежде, юноша заколол свою мать и буквально вырвал сердце из её груди. Ослеплённый яростью и ужасом перед содеянным, он бросился бежать, словно одержимый, сжимая в руке сердце матери. Добежав до моста перед Скуолой ди Сан-Марко, он споткнулся и выронил сердце. Сердце упало на землю и вдруг обратилось к нему голосом матери: «Сын мой, что-то не так?»
В отчаянии юноша, внезапно осознавший, что же он натворил, подбежал к заливу напротив кладбища и бросился вместе с сердцем матери в ледяные воды. Работники госпиталя поговаривают, что холодными зимними ночами до сих пор можно услышать его плач, когда душа юноши ищет сердце матери, тоскуя по теплу любви.*****
Мне жаль его бедную мать, но я слишком хорошо понимаю этого юношу. Жить между двух миров, ни один из которых не может принять тебя полностью – хуже и не придумаешь.
*Макс упоминает о событиях ориджа «Щит Беллоны».
**Резо Габриладзе – см. «Кукольный дом».
*** Депутат Голубицкий – см. «Дама с жемчугами».
****ОПГ – организованная преступная группировка.
*****Абсолютно подлинная венецианская легенда.
========== Глава 5. Расстановка приоритетов. Продолжение. ==========
Лицо капитана Лобачёва вытянулось, и он заявил:
- Везучий ты… коллега. Похоже, Цимлянский в очередной раз заявился права качать. Вот и побеседуете…
Едва он только успел произнести эти слова, как дверь в кабинет распахнулась, и туда вошёл здоровенный парень в чёрном костюме – явно охранник. Следом за ним стремительным шагом вкатился… именно вкатился этакий колобок в шикарном костюме от Бриони и дорогущем галстуке. Макс вспомнил фото Матвея Цимлянского и отметил про себя, что семейное сходство между парнем на фото и мужчиной, которого он мысленно окрестил Колобком, имелось, конечно же, имелось. Но свою экзотическую красоту Матвей явно унаследовал от матери-итальянки. Цимлянский был кричаще, откровенно некрасив, а то, что он был явно раздражён и зол, тоже не придавало ему красы и обаяния. И начал своё обращение к Лобачёву с места в карьер:
- До каких пор вы будете затягивать с расследованием? Почему ничего, абсолютно ничего вами за прошедший срок не обнаружено? Кто-нибудь может мне ответить внятно? А? Почему вы, капитан, не ищете моего сына, а просиживаете штаны в своём кабинете? Да я… Да я до Президента дойду! Вас всех отправят в деревню, быкам хвосты крутить! Это чёрт знает, что происходит!
Макс спокойно поднялся и сказал:
- Во-первых, порядочные, воспитанные люди стучатся, прежде чем войти. Во-вторых, в данный момент мы с коллегой обсуждали очень важные детали, относящиеся именно к исчезновению вашего сына, Александр Аркадьевич. И, в-третьих, тут действительно творится чёрт знает что. В нашем РОВД вы не прошли бы дальше дежурного. А если бы ваши башибузуки, – Макс холодно посмотрел на охрану, – попробовали бы ворваться в кабинет сотрудника, находящегося при исполнении, то очень быстро были бы разоружены и помещены в комфортабельную камеру. А затем их ждал бы судебный иск. И вас, кстати, тоже.
Цимлянский замер, глядя на Макса, как на восьмое чудо света, и начал медленно багроветь. В глазах же Лобачёва появилась странная смесь восторга и сожаления.
- А ты кто такой, умник? – рявкнул он.
- А я с вами брудершафта не пил, чтоб вы мне тыкали, - отрезал Макс. – Извольте выражаться, как нормальный взрослый человек, а не как невоспитанное быдло.
Олигарх побагровел ещё больше, открыл рот, потом закрыл и наконец сказал вполне нормальным тоном:
- Будьте так любезны, представьтесь, пожалуйста, молодой человек. Мне интересно знать, кто очень скоро с треском вылетит из полиции.
- Без проблем, - кивнул Макс и достал своё полицейское удостоверение. Раскрыв его, он продемонстрировал «корочку» медленно возвращавшемуся к нормальному цвета лица олигарху и продублировал то, что там было напечатано. - Траубе Максим Генрихович, криминальный психолог Энского РОВД Города. Могу назвать имя, фамилию и звание моего непосредственного начальника, дабы вам было легче писать жалобу. Вообще-то я хотел поговорить с вами, Александр Аркадьевич, но, кажется, что никакого разговора у нас не выйдет. Вы слишком привыкли вытирать ноги об окружающих, а я такого отношения к себе не терплю. И, поверьте, моя работа в полиции – не ваша компетенция.
На лице Цимлянского в момент Максова монолога проявилась потрясающая гамма чувств, но дураком он явно не был и быстро сложил два и два.
- Приношу извинения, - быстро сказал олигарх, - но если вы, Максим Генрихович, приехали сюда из Города и хотели побеседовать со мной, то… Неужели вам удалось найти что-нибудь… связанное с Матвеем?
Последний вопрос прозвучал совсем не так сухо, и Макс понял, что Цимлянский действительно волнуется за судьбу сына, что парень ему совсем не безразличен, и что хамство олигарха – признак не вседозволенной распущенности, а скорее отчаяния.
- Можно и так сказать, - ответил Макс. – Только вот, боюсь, что вы не слишком будете рады моим вопросам.
- Простите, - сказал Цимлянский. – Я понимаю, что произвёл не лучшее впечатление. Но я готов ответить на все ваши вопросы, господин Траубе. Только скажите, Матвей… Он мёртв?
- Нет, нет, - быстро сказал Макс, - у меня нет таких сведений. Я не знаю, мёртв ли ваш сын. Дело в другом…
- Хорошо, - кивнул Цимлянский. – Вы не будете возражать, если мы переместимся в другое место для приватной беседы? Обещаю ответить на все ваши вопросы.
Макс коротко кивнул.
***
Местом для приватной беседы оказался офис головной компании Цимлянского, расположенный через два квартала от здания полиции. Офис занимал старинный трёхэтажный особняк в стиле русского классицизма, отреставрированный со всем тщанием. Макс с некоторым недоумением покосился на полуобнаженных Венер и прочих Граций, которым явно было холодно русской зимой в их римских туниках. По фронтону вился барельеф с пухленькими амурчиками, дующими в трубы, и Фебом, играющим на лире сопровождавшим его музам, которые статью и дородностью походили на крепостных крестьянских девок с полными ногами и босыми пятками.