— Поскольку мне здесь придется пробыть гораздо дольше, чем я ожидал, — сказал Мишель соседям по столу, внимательно слушавшим его, — ученики будут продолжать работу над картинами в моей парижской студии. Там они будут заняты делом вместо того, чтобы крутиться здесь у меня под ногами.
Эта ложь не могла обмануть Жасмин. Она понимала, что Мишель хотел писать ее портрет, оставшись с ней один на один.
Полный самомнения, Сабатин совершенно забыл об истинной цели приезда художника, которая заключалась в том, чтобы написать портрет Жасмин. Ему страшно нравилось похваляться присутствием в своем доме придворного художника Их величеств, который создал в северном зале настоящий шедевр. Его раздражало то, что Мишель никому не разрешал взглянуть на портрет хотя бы краешком глаза, пока не будет положен последний мазок. Сабатину уже до смерти надоело позировать, и он с огромным нетерпением ждал конца работы, чтобы опять отправиться в гости к друзьям. На этот раз их сборище должно было состояться в поместье Оливри, и свежую струю в их развлечения обещали внести куртизанки, привезенные из Лиона. Первоначальный квартет из четырех опальных вельмож теперь разросся за счет новых приверженцев изысканных версальских наслаждений, и число этих неофитов превышало два десятка. Это означало, что для Сабатина отпала необходимость выполнять роль хозяина, так как у его приятелей появились излюбленные пара-тройка мест, где они встречались. Расходы на все эти оргии, составлявшие довольно значительную сумму покрывались вскладчину.
Сабатин всегда с легким сердцем надолго оставлял Жасмин одну. Он не ревновал ее ни к кому ибо убедился, что его жена не проявляет никакого интереса к мужчинам. Он даже был свидетелем того, как на местных балах и празднествах Жасмин несколько раз одергивала некоторых не в меру назойливых кавалеров. Это нисколько не удивляло его: ведь Жасмин прекрасно знала, что ее ждет суровое наказание, если она позволит себе легкий флирт, не говоря уже о том, чтобы наставить ему рога. С его точки зрения, она была совершенно непривлекательной, и ему даже в голову не приходило, что он совершает очень опрометчивый поступок, оставляя жену в замке в компании представительного кавалера ее возраста. Все свое время она тратила на уход за Генриэттой и благотворительную деятельность в поместье, помогая сирым и убогим, и в его глазах была более, чем когда-либо, серой и скучной особой, «рабочей скотиной», тянувшей на себе все хозяйство замка. Более того, из писем кузена ему стало известно, что у художника нет отбоя от прелестных поклонниц его таланта из числа молодых придворных дам. Если бы кому-то вздумалось сказать Сабатину, что портретист видит в его жене образец редкой красоты, он зашелся бы от дикого смеха, как это случалось с ним на попойках, когда рассказывались самые похабные анекдоты.
Сабатин отбыл в свою увеселительную поездку, как обычно взяв с собой несколько особо доверенных слуг. Жасмин, неотлучно находившаяся при Генриэтте, возмущалась бессердечием мужа. Как он мог уехать в то время, как старая дама находилась при смерти? В действительности Сабатин заглянул разок к ней перед отъездом. Впервые он побывал в ее покоях со времен юности и своими глазами убедился, что конец близок. Даже не поцеловав Генриэтту на прощание, он резко повернулся и вышел, подчеркивая этим нежелание участвовать в похоронах престарелой родственницы.
Генриэтта скончалась через три дня после отъезда Сабатина. К нему отрядили нарочного, но, как и ожидалось, Сабатин не вернулся. Жасмин искренне скорбила об этой утрате. Когда она впервые прибыла в замок Вальверде, Генриэтта стала ее единственной подругой и всегда относилась к ней с симпатией и отзывчивостью. Мишель в эти дни оказался для Жасмин незаменимой опорой. Он делал все возможное, чтобы помочь ей, и пока похороны не состоялись, не принимался за портрет. Проводить Генриэтту в последний путь пришло довольно много народу. Хотя мало кто знал ее лично или помнил ее, все же эти люди посчитали себя обязанными отдать ей последнюю дань уважения как родственнице герцога. Всех присутствовавших немало смутило и удивило отсутствие на похоронах Сабатина.