— Идиот, — выдохнул Довесок.
Некоторое время ушло на то, чтобы выставить за порог зевак и любопытствующих. К тому моменту Жемчужины благополучно водворились наверху, а неандертальцы снова встали на стражу. Отец, недолго думая, сбил очередным гневным ударом Аркадия — и тот полетел на пол. Там он и лежал, пылая от ярости, вины и страсти.
Довесок помог ему подняться на ноги.
— Теперь вы понимаете, почему мы старались не подпускать к Жемчужинам мужчин. У них появляются ожоги от нашего прикосновения. Психогенетики халифа вложили в их мозг специальные программы, дабы сохранить девственность юных дам.
— Они не могут изменить своему нареченному, — подлил масла в огонь Даргер. — Прикосновение любого мужчины, кроме него, каким бы легким оно ни казалось, оставляет у них на коже волдыри. Поцелуй превратит их губы в угли. Что до совокупления… ну, они умрут в течение пары минут.
Кощей, молча наблюдавший за происходящим, заговорил:
— У меня есть снадобья, которые вылечат барышню. Хотя может остаться небольшое обесцвечивание покровов.
— Дайте его неандертальцам, а они вручат лекарство Этери, — кивнул Даргер. — Вы, будучи мужчиной, разумеется, не можете к ней прикоснуться, сколь бы целомудренны вы ни были.
Гулагский тяжело опустился в зеленое кожаное кресло и понурился, раздираемый эмоциями. Прочие замерли в стороне. Наконец он объявил:
— Аркадий Иванович, я изгоняю вас из дома сроком ровно на год. Вам понятно?
— Да, — напряженно отчеканил молодой человек.
— Эти люди отправляются в Москву. Ты поедешь с ними.
— Нет, — возразил Даргер. — Такое недопустимо. Юноша по-прежнему влюблен в Этери, и ее присутствие будет для него постоянным искушением.
— Думаете, я способен сознательно подвергнуть ее жизнь опасности?! — вскинулся Аркадий.
— Думаю, неумно будет тебе ехать с нами.
— Может, я и не умен, — заявил Гулагский, — но иного выбора у меня нет. Земли кругом опасные, а следующий караван торговцев прибудет сюда еще не скоро. Если я вышлю сына одного, то обреку своего отпрыска на верную смерть. — Он оскалился на сына и прорычал: — Смерть! Вот с чем ты играл, тупица! Как я мог зачать такого идиота?!
— Я новый посол, — вымолвил Довесок, — и поэтому я обязан действовать максимально в интересах моих подопечных.
— Один посол только что скончался в моем доме. Если вы мне не подчинитесь, то вполне можете разделить его участь.
Они долго мерили друг друга взглядами, пока наконец Довесок не заключил, что хозяина не переспоришь.
— Значит, у нас нет выбора, — пробормотал Довесок. — Мы соберемся рано утром.
— И я отправлюсь вместе с вами, — добавил Кощей. — Займусь нравственным образованием мальчика.
— Ради любви Господней… — вырвалось у Довеска. Но мрачный вид и стиснутый кулак Гулагского пресекли дальнейшее изложение мысли.
— Именно, — благочестиво улыбнулся Кощей. — Ради любви Господней.
Фургоны выехали на рассвете. Никто не вышел их проводить, что стало резким контрастом по сравнению с их победным прибытием Даргер и Довесок оседлали лошадей. Кощей и Аркадий брели рядом с неандертальцами.
Довесок сдал назад и сердито уставился с высоты своей кобылы на странника.
— Твоя работа, негодяй! Ты подстроил изгнание Аркадия, чтобы заставить нас взять тебя в Москву.
— Вините Господа, а не меня. Всевышний за меня здесь поработал. Он сделал для меня возможным отправиться с вами. Больше сказать мне нечего.
— Тьфу! — Довесок пришпорил лошадь и ускакал вперед.
Немного спустя караван достиг поля, куда выкинули тело принца Ахмеда. Труп облепили вороны, сражаясь за клочки плоти. Довесок отвернулся от печального зрелища. Даргер произнес:
— Ведь это поле, куда собирались выкинуть киберволка?
— Я полагаю, что да.
— Тогда где же он?
Как ни странно, твари нигде не было видно.
— Какой-нибудь зверь вполне мог сожрать киберволка, — предположил Довесок.
— Но тогда остались бы механические части — а их нет. Никому такое не понадобится, и никто не станет хоронить чудовище. Тогда кто или что могло забрать их? Просто бессмыслица…
Городок — чьего названия, резко осознал Довесок, он так и не узнал — растаял за спиной, и для них он стал последним Городишкой. За исключением крошечного инцидента, едва замеченного и почти сразу забытого.
На невысоком пригорке, за широкими полями, на фоне восходящего солнца вырисовывался силуэт одинокого человека. Кто-то провожал чужаков пристальным взглядом. Была ли то исключительно игра воображения Довеска или ровно за секунду перед тем, как исчезнуть вдали, человек опустился на четвереньки и затрусил прочь?