— Таблетки помогают?
— Таблетки всегда помогают. На то они и таблетки.
— А ты думал отсюда сбежать?
— Оригинальная мысль.
— Так да или нет?
— Конечно нет! Вот пристал!
— Прости. А я подумываю. — Дэн наклонился ко мне. Да плевать — и на его прерывистое дыхание, и на запах изо рта, и вообще на все. — Я мастерю крылья, — прошептал Дэн. — Из перьев от подушки. Улечу отсюда, и поминай как звали…
— Привет Иисусу. — Я встал. Пора было размяться, погулять во дворе.
— … а могу сегодня ночью уйти через тоннель вместе с остальными.
Я снова сел.
— Что ты сказал? — спросил я.
— Шеф, — сказал Барри, когда я совершал пробежку по больничному двору. — Шеф, не думаю, что следует слишком сильно полагаться на этого сопляка Дэнни.
— И почему же, Барри?
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Слишком много дыму без огня.
— Он же сказал, что таблетки помогают.
— Таблетки всегда помогают, шеф. Но он остался таким же психом, как и был. Ему нельзя доверять. Кончится плачевно.
— Не кончится, Барри. Я не собираюсь ни в какой тоннель.
— Не собираетесь?
— Нет, Барри. Я тут пораскинул мозгами и понял, что подходил не с того конца. Тоннели, крылья из перьев, протискивание сквозь решетку — все это слишком очевидные способы побега. Мы забыли о Законе очевидности Руна. Надо было думать о наименее наиболее вероятном способе смыться отсюда.
— Наверное, о наименее наиболее очевидном из наименее наиболее очевидных способов, шеф. Потому что наименее наиболее очевидный способ был бы наиболее очевидным способом, что делало бы его наиболее очевидным способом, а…
— Заткнись, Барри.
— Извините, шеф.
— Наименее наиболее очевидный способ исчезнуть — это просто уйти отсюда среди бела дня.
— Здесь я предвижу пару проблем, шеф.
— Замечательно.
— Замечательно, шеф?
— Замечательно, Барри. Чем больше проблем, тем невозможнее задача. А чем она невозможнее, тем больше она оказывается наименее наиболее очевидным способом побега.
— Когда вы объясняете, шеф, все сразу становится понятно.
— Всегда ли?
Я вернулся к себе в палату один. Неплохое начало, поскольку обычно меня туда сопровождали. Дело в том, что санитар Сесил самозабвенно дубасил Дэна палкой и кричал что-то насчет тоннеля. Поэтому, когда я проходил мимо, он меня не заметил.
Я уложил вещи в чемодан, надел уличную одежду и вышел в коридор. Мимо прошел уборщик, споткнулся, упал, поднялся на ноги и пошел дальше. Я поднял оброненные им ключи и отпер дверь, отделяющую исправительное учреждение для теоретиков заговора от остальной части больницы.
Там я столкнулся с медсестрой, которая приняла меня за посетителя.
— Вызвать вам такси? — поинтересовалась она.
— Да, пожалуйста, — ответил я.
— Увы, я пошутила.
— Весьма мило.
— Но если хотите, я могу вас подвезти. У меня как раз закончилась смена.
Я оглядел медсестру с ног до головы. Очень недурна. Великолепные белокурые волосы, проникновенный взгляд карих глаз, чувственный рот, шикарная грудь…
— Не возражаете? — спросила медсестра.
— Извините, — сказал я. — Просто подумал вслух.
— Со стороны — так по вам психушка плачет.
— Ха-ха-ха. — Я зашагал прочь.
— Так вас подвезти или нет?
— Да. Пожалуй.
Мы с медсестрой прошли к ее машине — одной из тех современных, что работают на солнечных батареях. Шикарной. Высокотехнологичной. Сам я вожу «Кадиллак Эльдорадо» 1958 года выпуска, цвета голубой металлик, с большими вертикальными стабилизаторами и все такое. Надо видеть.
Я уселся рядом с медсестрой.
— Итак, — сказала она, — куда изволите? Надо подумать. Самое очевидное место — мой офис. Когда Сесил и компания меня хватятся, они в первую очередь отправятся туда. Какое же наименее наиболее очевидное место? И еще: мне необходимо продолжить ведение дела о саквояже вуду и спасти мир так, как это могу сделать только я. Но не самым очевидным способом. Очевидно.
— Почему бы не поехать ко мне домой? — спросила медсестра.
— Очевидный шаг.
— Но я хочу попросить вас об одной услуге.
— Продолжайте.
— Мне нужен помощник, чтобы выгрести хлам с чердака. Не откажите в любезности.
— Согласен. Что за хлам?
— Просто хлам, — сказала медсестра. — Вещи, принадлежавшие моей тетушке, тряпье, картины, зонты и саквояж вуду…
По дороге я все время улыбался и с благодарностью думал о Хьюго Руне. Когда мы подъехали к дому, я был приятно удивлен его внешним видом. Шикарный особняк эпохи Георгов. Никогда не скажешь, что в нем живет простая медсестра.
Умопомрачительно.
Медсестра проехала по широкой покрытой гравием подъездной дороге, въехала в гараж и остановилась рядом с уже стоявшим там «роллс-ройсом».
— Идем, — сказала медсестра, и я последовал за ней к большой парадной двери. Она оказалась открытой.
— Странно, — сказала медсестра. — Я уверена, что запирала ее, когда уходила.
— Позвольте мне, леди, — сказал я. — Я профессионал.
Может быть, вы не заметили, но я обронил слово «леди». Я сказал: «Позвольте мне, леди», хотя мог бы просто кинуть: «Позвольте мне». Конечно, я мог бы сказать: «Позволь мне, дорогая» или «Позволь мне, любовь моя», но я этого не сделал, а ограничился словами «Позвольте мне, леди». А сказал я так потому, что входил в роль. В очень специфическую роль американского частного сыщика образца примерно 1958 года (того самого, в котором был выпущен мой «Кадиллак Эльдорадо», что отнюдь не случайно).
В те времена ваш американский частный сыщик был прагматичным, чисто выбритым, элегантным, попивающим бурбон, курящим сигареты с фильтром, одиноким, вооруженным и очень опасным ловеласом, любящим к тому же решать всякие головоломки и пострелять.
Именно таким, как Ласло Вудбайн.
Вудбайн, охарактеризованный сэром Артуром Конан Дойлом как «детектив детектива», — детище английского писателя П. П. Пенроуза. Вудбайн — классический частный сыщик Америки пятидесятых годов двадцатого века. Рабочих мест у него было четыре: его кабинет, где он принимал клиентов, бар, где он проводил время в непринужденных беседах, переулок, где он попадал в различные переделки, и крыша, где происходили его финальные схватки с преступниками. Первая глава всегда заканчивалась тем, что он получал сзади удар по голове и проваливался в небытие. Ни в одном из своих ста пятидесяти восьми захватывающих приключений он ни на шаг не отошел от этого столь выигрышного формата.
Вудбайн был настоящим мужчиной.
Он не разменивался по мелочам, был основателен и всегда доводил дело до конца. Его окружала атмосфера, насыщенная сексом и насилием, он оставлял после себя горы трупов, а в финале — эффектная развязка на крыше. Ни одного промаха, ни одной упущенной возможности. И все от первого лица. А литературный стиль, а язык, а образы! Завораживает.
Но для полноты картины вернемся к «Позвольте мне, леди».
— Позвольте мне, леди, — сказал я. — Я профессионал.
Леди сделала шаг в сторону, и я внимательно осмотрел замок. Это был «Давстоун Уилберфорс» — трехрычажный врезной замок с блокировкой. Пять реверсивных механизмов плюс один дополнительный мультифасетный. Я знал этот замок. Каждый хороший детектив должен его знать.