Мама и вся семья узнают нечто важное о своих чувствах. Они проходят сквозь опыт, в котором их кровожадные импульсы не приводят к убийству. Зная это, они могут свободно выражать свои чувства.
К: Он не собачка. Вам нужно лучше работать!
М: Сейчас ты ударь меня.
(Смех)
К: Она больше простушка, чем он.
(Папа снимает очки.)
К: Сейчас, когда он снял очки, вы можете заняться им по-настоящему. Ударьте его по лицу!
М: Этим? Нет. Это может ему повредить.
К: Совсем наоборот. Ему будет вовсе не плохо. Во всяком случае, с его длинным носом ничего не случится.
По мере того, как Мама выходит из такого необычного для нее взрыва агрессии и гнева, она пытается отгородиться от происшедшего. Я же хочу дать ей понять, что все это видел и считаю архиважным. Слишком важным для того, чтобы действовать так, будто ничего не произошло. Предлагая ей быть еще жестче и беспощаднее, я надеюсь ликвидировать тот тип вины, который заставляет ее прятаться и все отрицать.
Вопр.: Что вы можете сказать по поводу сцены с подушками? Все это представляется мне очень опасным. Рискованно способствовать тому, чтобы люди переносили такого рода импульсы в свою реальную жизнь.
Карл: Это неправильно. В реальности происходит как раз обратное. Именно те люди, которые не умеют проигрывать и разряжать свои импульсы, именно они в действительности становятся насильниками. Это те самые хорошие ребята, которых стоит опасаться. Конечно, есть еще и преступники, но сейчас не о них речь. Обычные же люди находятся под страхом своих собственных фантазий, и если вы поможете им справиться с этими фантазиями социально приемлемым и потому нестрашным способом, то им не придется опасаться за свое реальное поведение. И это вполне соответствует моему собственному опыту – я работаю так в течение очень долгого времени и не припоминаю никаких негативных последствий.
Вопр.: Но что хочет сказать Мама, когда бьет своего мужа подушкой по голове, какую информацию она ему передает? Считает ли она, что это лишь игра, или же думает, что по-настоящему убивает его?
Карл: И то, и другое. Она упражняется в фантазии, содержанием которой является разрушение Папы, но никаких опасных последствий здесь не может быть. Происходит лишь эмоциональное выражение негативных импульсов. Если вам так больше нравится, это что-то вроде психодрамы – действовать угрожающе потому, что ты так чувствуешь, а не потому, что ты в действительности опасен для окружающих.
Вопр.: И вы не обеспокоены тем, что когда она вернется домой, то сменит диванную подушку на топор?
Карл: Нет, конечно же, нет. Мне кажется, что произойдет обратное. Я думаю, что для ее артриты весьма неудачный “заменитель” топора. Подушки же для этой цели подходят гораздо лучше.
Когда сессия продолжилась, семья попыталась заставить Гейл использовать подушки против Папы, но она этому сопротивлялась. Тогда Ванесса сказала, что хотела когда-нибудь увидеть Гейл злой. Гейл ответила, что иногда сердится на Ванессу и добавила, что даже сейчас зла на нее, так как Ванесса собирается покинуть семью сразу же после окончания сессии и отправиться в Нью-Йорк. Гейл полагала, что поскольку семья так редко собирается вместе и как раз такой случай представился сейчас, то именно это обстоятельство должно быть главным для всех членов семьи.
Посередине дискуссии Папа вмешался в ее ход с вопросом по поводу подушек.
П: Это какая-то особенная игра?
К: Да, и в нее вы как раз только что играли.
П: А кто же здесь является победителем?
К: Тот, кто бьет сильнее. Тот, кто сдается первым – проигрывает.
Дор: Давай, Гейл!
М: Попытайся, Гейл!
Г: Ладно, я не знаю смогу ли.
Ван: Я буду играть с тобой.
(Две сестры стоят друг перед другом, Ванесса бьет нормально, Гейл же лишь слегка отмахивается.)
Ван: Гейл едва прикасается ко мне.
Г: Не бей слишком сильно!
Ван: Не такая уж ты и хрупкая!
(В то время как Ванесса бьет Гейл, а та слабо защищается, семья аплодисментами бурно приветствует поединок).
Г: Зачем вы все здесь сидите и хлопаете?
Дор: А что бы тебе хотелось, чтобы мы делали?
Ван: Сколько удовольствия!
Когда второй поединок на подушках завершился, семья опять заняла свои места в креслах и на диванах. Дискуссию начала Гейл.
Г: Временами я злюсь.
М: Все мы это делаем. Например, я иногда злюсь на тебя.
Г: Вот как мы справляемся с нашей злостью и с нашими эмоциями.
К: Что за горшок с чепухой! Почему ты не говоришь прямо, а несешь всю эту общепринятую муру? Говори то, что хочешь сказать! Все что я слышу от тебя – лишь разговоры в духе гигиены психического здоровья.
(Молчание)
И опять я пытаюсь увести ее от позиции пациента или больного человека и поддержать ее движение к реальности.
К: Кто, по твоему мнению, будет следующим Христом в семье, если ты решишь сдать свои позиции?
Г: Следующим Христом?
К: Да, кто следующий может сойти за безумного, если ты придешь в норму?
Г: Ванесса.
К: Я не знаю. Возможно, она слишком глупа для этого. Не уверен, годятся ли для такой роли Марла или Дорис. Если ты перестанешь быть безумной, кто-то должен будет подхватить эстафету.
Здесь я проталкиваю идею, что в действительности они тесно связаны друг с другом. Что семья функционирует как взаимодействующие части единой системы, где каждая роль доступна всем.
М: Всякая ли семья нуждается в козле отпущения?
К: Да, если давление стресса слишком велико. Если Мама и Папа вступили в брак только потому, что так было удобно, но при этом плохо ладят друг с другом. Когда на сцене появляются дети, родителям нужна их поддержка. И все это оканчивается появлением семейной жертвы.
(Молчание)
Ван: Значит, именно так Гейл и стала безумной?
К: Конечно, она была просто избрана на этот пост.
Ван: А что если мы больше не согласны с ее избранием?
К: Полагаю, что вам следует проголосовать еще раз. Но имейте в виду, весьма непросто сменить президента, если он находится при исполнении своих обязанностей: президенты, как и козлы отпущения, очень много делают для других. Например, разрешают себя бить и не дают сдачи.
Им необходимо яснее увидеть того, как много нужно работать чтобы произошли реальные изменения. Все не так-то просто, как может казаться с первого взгляда.
К концу нашего трехдневного опыта взаимодействия я дал им возможность выразить любые завершающие мысли, которые приходят в голову.
К: Есть ли у вас какие-то вопросы, которые вы хотели бы задать?
Ван: Самое главное, что я заметила за эти дни – что в семье присутствует много печали, много слез. Я прямо-таки ощущала, как Папа ждет смерти. Иногда мне было не по себе из-за того, что Марла пьет. Как если бы вы ехали в автомашине слишком быстро, зная, что это опасно для жизни. Иногда мне казалось, что я не понимаю, что с тобой, Гейл. Я чувствую, что ты сдалась, а вот Дорис и Майк не сдались. Вы, ребята, еще боретесь и у вас в общем-то все в порядке. Иногда я чувствую какие-то волны депрессии и настоящего нездоровья в семье.
М: Жизнь всегда была довольно сложной.
К: Да, жизнь нелегкая штука.
М: Конечно, это так.
К: Но нет причин для того, чтобы вы не могли…
М:… немного шутить? Я пыталась примешать ко всему этому немного юмора. Но каждый раз, когда я так делала, Папа оказывал сопротивление.