— Признаю, его профессия была негодяйской, — спокойно ответила я.
— Вы бы никогда не совершили ничего подобного! — воскликнул он.
Его уверенность в моем совершенстве была восхитительной.
— Да, я ничего подобного не совершала, — подтвердила я. — Но спустя какое-то время после борьбы с последствиями бессмертия получаешь особые представления о хорошем, плохом, целесообразном и тому подобном. Кстати, больше я его не видела. По крайней мере, не помню того. Я просто не успела как следует его разглядеть, пока он пил из меня жизненную силу.
— Но как вы выжили? Разве у вас не было учителя, наставника? Разве другой вампир не привел вас в темный мир? — продолжал он забрасывать вопросами.
Я засмеялась и погладила его по щеке:
— Может, где-нибудь и существует такая театральность, но я в ней не участвовала. Кроме реальной сцены, где меня убивает бандит, которого я в то время считала излишне эмоциональным.
Он гладил меня по спине, его рука скользила вверх и вниз, вызывая приятную дрожь по всему телу. А его сочувствие согревало меня даже больше, чем прикосновения.
— Сожалею, что с вами произошло такое. Как вы выжили? — посочувствовал он.
— Я нашла правильный бар и заказала пива. Когда из тебя выпивают всю кровь, потом очень хочется пить, — призналась я.
— Это был вампирский бар? — загорелся он.
Я кивнула.
— Инстинкт привел вас к себе подобным и они научили вас выживать?
Я снова кивнула. Он был умен и сообразителен, обладал многими хорошими качествами и танцевал так, что казалось, будто мы занимаемся сексом, только в вертикальном положении и одетые, без растрепанных волос и капелек пота. Не то чтобы вампиры потеют…
— Я рассказала о себе, — произнесла я. — А что вы? Как вы сюда попали? Где бы это ни было.
— Это проблема, да? Танцуем где-то в неопределенности. Но мне нравится быть здесь с вами, — честно сказал он.
Если бы это сказал кто-нибудь другой в любое иное время, я бы сочла эти слова ложью. Но его глаза излучали подлинное удовольствие и искренность.
— Знаете, я не очень хорошо себя контролирую, — призналась я.
— Я тоже. Это плохо? — спросил он.
Мы оба пожали плечами в такт музыке и засмеялись.
— Что касается меня, — продолжал он, — я помню, что встречался с друзьями у них дома и мы играли в «Эрудит».
Я люблю словесные игры.
— «Эрудит»? Вот как кинозвезды проводят вечер! — изумилась я.
— Теперь вы знаете, почему папарацци меня ненавидят. Я веду тихую жизнь, — просто ответил он.
— Я тоже, — призналась я. — Но как вы попали сюда?
Какое-то время мы танцевали в тишине. Я наблюдала, как на его лице сменяются эмоции.
Наконец он сказал:
— Это имеет некоторое отношение к мороженому. — Он заглянул в мои глаза. — Звучит как бред?
— Возможно, — ответила я. — Но ведь жизнь по большей части не имеет никакого смысла…
— Жизнь и смерть… Я действительно мертв?
Я притянула его к себе, и мы долго стояли в центре башенки на крыше дома в крепких и приятных объятиях друг друга среди пугающих вопросов, на которые не было ответа.
— Вы слишком хороши для меня, — наконец произнес он. — А я даже не знаю вашего имени.
— Зато все знают ваше. — Я печально усмехнулась. — Действительно, никто больше не знает моего имени. Я опять стала Серафиной, как в свою бытность хиппи.
Теперь настала его очередь улыбнуться, но очень мягко, без насмешки.
— Нет, так не пойдет! Это не ваше имя, оно слишком капризное. Вы же цельная, сильная и основательная.
Казалось, что он возвращает мне саму себя.
— Стелла, — призналась я. — Меня зовут Стелла.
Его улыбка была благословением, Светом. Это было…
Я проснулась, как всегда, на закате солнца. Обычно это был самый приятный момент ночи, но на этот раз я открыла глаза с мучительным стоном. Лежа на спине, я пыталась заставить себя снова заснуть. Конечно не получилось. Все, что я могла делать, — это плакать, и слезы падали на наволочку, обнаруживая дикое сочетание крови, смешанной с соленой водой.