Возвращаться непросто. Особенно в тех случаях, когда возвращение подобно воскрешению…
Когда в твою жизнь врываются события, навсегда изменяющие привычный порядок вещей, разрывают на «до» и «после». Приходится делать над собой немалое усилие, чтобы жить как прежде. Или притворяться, для того, чтобы не вызывать недоумённые взгляды окружающих и не отвечать на их странные вопросы.
Ты изменилась?
В ответ лишь остаётся пожимать плечами. Я действительно не знаю, что отвечать в случаях, когда вопрос таит в себе претензию. Внешнее и наносное меняется всегда, как одежда, настроение или погодные условия.
Привыкли видеть хрупкую девочку в лёгком летнем платье? Смею напомнить очевидное — зимой ей было бы очень холодно.
Но есть вещи, которые остаются незыблемыми. Неприкосновенными. Та суть, что изменить не под силу никому. Искра может сиять ярче или почти угаснуть, но она не изменит своей природе.
Если бы все это понимали, то не возникало бы и неудобных вопросов. Только, к сожалению, всё обстоит далеко не так. И спорить бесполезно.
Ты стала злой.
Это вызывает кривоватую улыбку. Поверх моих одежд броня и крылья порой отливают стальным блеском, но это по-прежнему я. Только доказывать я этого никому не стану.
Кто же ты?
Всё то же бездушное чудовище, в зрачках которого отражается объект его внимания. Чьи отражения там будут сегодня? Тех, кто готов обманываться, не признавая истины. Рискующих однажды не увидеть своего отражения и затаить обиду, сказав о том, как я изменилась, какой злой стала. А ведь я не лгала.
Мне жаль…
Жаль того, что так мало желающих видеть суть и так много тех, кому дороги собственные отражения.
Поэтому так тяжело возвращаться. Использовать старые маски, грани, как я их называю, зачастую неприятно и возможно так же абсурдно, как если бы змее пытаться влезть обратно в сброшенную шкуру.
Есть обстоятельства, которые проводят черту между внешним и внутренним. Они не меняют. Напротив, помогают обрести себя. Я помню об этом. И потому, узнав о том, что на работу вернуться вот так сразу нельзя, некоторое время после выписки провела в полном одиночестве. Особенно сильно не хотелось заявляться к родственникам, которым по моей просьбе так и не сообщили о случившемся. Благо мне и без того было чем заняться…
Только на исходе затянувшегося больничного, в сердце поселилось тревожное чувство — я должна буду вернуться на работу, а ещё, однажды снова увижу Локи, который обещал присматривать за мной несмотря ни на что…
И того и другого мне очень хотелось, но теперь, когда первоначальный запал утих, я начинала страшиться, предстоящих встреч. Больше всего на свете, не хотелось услышать ненавистные мне слова о том, что я могла стать какой-то другой или поймать странный взгляд.
Но какими бы тревожными не были все эти ожидания и опасения, день моего возвращения всё же настал.
Я отправилась на работу пешком и оттого успела порядком промёрзнуть. Беспощадный ледяной ветер, настойчиво вырывал малейшие крупицы тепла, отчего быстро заледенела шея и руки. Но даже несмотря на это, добравшись до магазинчика Габриэля, я медлила, не спеша заходить и на некоторое время застыла у дверей, вцепившись в ручку.
Меня охватило жуткое волнение. Звук собственного сердцебиения оглушал, и немного кружилась голова.
И чего я, спрашивается, переживаю? Этот человек видел меня в больнице и навещал практически каждый день. Он может видеть суть…
Когда захочет…
Я облизала пересохшие губы и попыталась сглотнуть комок в горле, но закашлялась, тем самым выдав себя. Дверь распахнулась, а так как я продолжала одной рукой крепко держаться за ручку, меня сразу же затянуло в недра лавочки.
— Что же вы делаете? Так понравилось на больничном? — с усмешкой осведомился Габриэль, помогая мне раздеться.
Видимо, я действительно здорово промёрзла и оторопела от его решительных действий, потому что даже не сразу поняла, что он имеет в виду и переспросила:
— Почему?
— Вы почти десять минут стояли за дверью, — ещё сильнее ошарашил он меня, а затем взял мои руки в свои, чтобы растереть озябшие пальцы. — Ещё и без перчаток.
— Мне не холодно… было, — возразила я, поднимая взгляд и встречаясь с его тёмно-карими глазами, полными укора и чего-то ещё.
Понять характер остальных эмоций я не успела. Он просто выпустил мои руки и, на ходу сообщив о том, что скоро вернётся, покинул лавочку. Причём, Габриэль сам едва оделся и выбежал без шапки, в зимнем пальто нараспашку.
Я покачала головой, бессильно опуская руки, и глубоко вздохнула.
«Всё могло быть намного хуже», — подумала я, привычно располагаясь на своём рабочем месте и приводя в порядок причёску.
Тут вернулся Габриэль, который поставил передо мной одноразовый стакан с горячим кофе.
— Отогревайтесь.
— Благодарю за заботу, но не стоило, — проговорила я и смущённо улыбнулась, добавив: — Я бы и сама сходила потом.
— Мне было не трудно. К тому же вы — девушка, и многое сделали для меня, поэтому, давайте не заострять внимание на таких мелочах, — отозвался Габриэль.
— Хорошо, — сдалась я, радуясь вовсе не признанию своих заслуг, а тому, что он больше не отрицает очевидного.
Иной раз мне казалось, что там, в больнице, Габриэль пошёл на уступку и по моему возвращению снова попытается делать вид, как будто ничего не происходит. К счастью, похоже, что всё обошлось. Но как много он позволит узнать о себе?
— Скоро вы в полной мере получите то, чего так страстно желаете, — проговорил он, словно читая мои мысли. — И я очень надеюсь на то, что вам не придётся ни о чём сожалеть.
С этими словами он удалился в свой кабинет, оставив меня в состоянии лёгкого недоумения. Впрочем, длилось это недолго. Едва я успела выпить свой кофе, мне пришлось на время забыть обо всём кроме работы, поскольку сегодня было непривычно много заказов, а совершить ошибку в оформлении уж очень не хотелось.
Вечером же я устала настолько, что позабыла об обещании Габриэля напрочь. А он, как будто ничего не случилось, предложил меня подвезти домой. Малость нервничая, я согласилась.
— Ни о чём не беспокойтесь. Я больше не позволю застать себя врасплох, — произнёс он, заметив моё волнение.
Я молчаливо кивнула, грея друг о друга снова сильно мёрзнущие пальцы. Странно… давно у меня так не мёрзли руки, а сегодня складывается впечатление, как будто тепло внутри меня еле держится.
Когда мы подъехали к моему подъезду, Габриэль заглушил двигатель и остановил меня, когда я собиралась открыть дверь и выйти.
— Подождите, я провожу вас, — сказал он и вышел, чтобы открыть передо мной дверь.
— Станете теперь моим телохранителем? — поинтересовалась я.
— Если понадобится, — судя по его невозмутимой физиономии, он не шутил. И действительно проводил меня практически до дверей квартиры, после чего, дождавшись, когда я открою дверь квартиры, собрался уходить.
— Габриэль! — не выдержала я, схватив его за рукав.
Он тут же обернулся, посмотрев на меня с вопросительно приподнятой бровью.
— Ну нельзя же так. Это уже слишком… — протестующее пробормотала я, собираясь сказать что-то по поводу целесообразности и приемлемости некоторых вещей, но он вдруг улыбнулся так лучезарно, что я даже пальцы разжала растерявшись.
— Отдыхайте. И чтобы завтра без опозданий, — предупредил один из самых загадочных людей, что мне встречались, и направился прочь.
Мне ничего не оставалось кроме того как признать поражение и зайти в квартиру, закрыв за собой дверь на все замки.
События этого дня вызвали во мне бурю эмоций. Ни одно из моих опасений не оправдалось, но при этом Габриэль заставил чувствовать себя довольно странно. С одной стороны его непосредственности и отсутствию ненавистных мне вопросов, можно было только радоваться, но с другой, он ставил меня в неловкое положение.
А ещё я запоздало вспомнила о его таинственном обещании.