Он вышел из кухни, заглянул на всякий случай в туалет, пошел далее через переднюю, заглянул в кабинет — никого, направился в гостиную и споткнулся оттого, что идущий по пятам Анатолий сделал ему легкую подсечку.
— Толя, вы чего, охренели? — совершенно искренне удивился Леон.
— Так ить не странен кто ж? А потом, мало ли кого мы здесь встретим? Вам необходима охрана. Вот я ее, собственно, и осуществляю. Отрабатываю, так-скть, свое пребывание в вашем доме. Это моя плата за постой.
— Спасибо, конечно, но… ловчее вы бы не могли?
— А я вот тебе другую историю расскажу… Леон открыл дверь гостиной, оглядел комнату с порога и только затем переступил порог.
— Так вот, — продолжал Анатолий, — подымаемся мы с Шурой вчера посредством механического эскалатора из-под земли на поверхность. Выходим — оба-на! — оказывается станция метро «Горьковская», вы можете себе это представить? А ведь добрались мы туда, оказывается, посредством электрического тока. Ну? Это вас не удивляет?
— А что конкретно. Толя, меня, собственно, должно удивлять? — улыбнулся Леон, украдкой проверяя целостность книжных полок. — Природа электрического поля или то, что вас в метро пустили?
— Зы-зы-зы… стоп. Щас, история еще впереди. И вот, выходим мы с ним на поверхность, Шура увидел мечеть и вдруг остолбенел. «Смотри, — говорит. — Видишь?» Я говорю: «Ну да. И что?» А он: «Вот сейчас наложу на нее крестное знамение, и рухнет». Я ему: «Шур, а может, не надо? Красивая ведь». А он: «Херня. Бесовня это все. Смотри…» И натурально, с молитвою, накладывает на нее крестное знамение. А она стоит. Он ко мне оборачивается и говорит сокрушенно: «Ну вот… Опять не получилось». И слеза такая горючая по щеке.
Леон рассмеялся, запрокинув голову, подошел к стене и поправил косо висящую картину.
— Дак это мало того. Мы же потом в кино пошли. Вот убей меня, не помню, куда, но какой-то крохотный такой зальчик, и ты знаешь, чего показывают? Ну угадай… Ну?
— Ну я не знаю… «Андалузский пес» может идти таким экраном. Что еще… — Леон ходил по гостиной, поправлял безделушки, которые гости, взяв их вчера в руки, поставили потом чуточку «не так». — Ну хорошо, ну Годар… Хичкок. Толя, ну что за угадайка? Какое кино вам там показывали?
— «Зита и Гита».
— Что?
— Зита, — Анатолий выразительно посмотрел на Леона. — И Гита.
Леон обернулся вполоборота к Анатолию, на секунду задумался, а потом рухнул на диван, сотрясаемый приступом хохота.
— И это еще не все…— Анатолий присел в кресло и отхлебнул коньяку из большой рюмки, которую прихватил из кухни. — Мы же не просто так в кино пришли. У нас же с собой было.
— Ну разумеется, — всхлипывал Леон.
— И вот, — Анатолий сделал еще один глоток, — где-то к исходу второй серии Шуру прорвало. Он разрыдался. Упал ко мне на грудь и шепчет: «Толя, это же все про нас! Это же… ну вот каждая минуточка… это же вся наша жизнь…»
— Ох…— зашелся Леон, обхватив голову руками.
— Далее, — совершенно спокойно продолжал Анатолий. — Он, обливаясь слезами, пошел по рядам, вышел к экрану, встал к нему вплотную, развернулся к залу и возопил: «Ну что?! Нравится?! Так вот это я снял! И в главной роли тоже я — вот!» И пальцем себе за спину в экран тычет. А там в этот момент крупным планом — слон.
— А-ах… — Леон уже сидел на диване и утирал слезы.
— Вот ты, Леон, кавказских кровей, — все так же спокойно прихлебывая коньяк, продолжал Анатолий, — поэтому эмоционально необуздан. А на самом-то деле ничего смешного нет. Шуру же сразу повязали. Зал хоть и маленький, но там же ряды кресел. Он же от ментов по всему залу бегал и за креслами прятался.
— А вы-то что же?
— А я что… Встал спокойно и ушел. Видимо. Видимо… вот у вас, в дальнейшем, и оказался.
— А что это вы здесь смеетесь, а мне не даете? — возник на пороге гостиной мужчина среднего роста, но очень крепкого телосложения, что сразу бросалось в глаза потому, что надеты на нем были лишь носки.
— Рим! Господи… — всплеснул руками Леон. — Вам же вчера улетать нужно было, в Душанбе. Вы что же, так и не улетели?
— Видимо, нет… — Рим смущенно потупился, поскреб рукой роскошную смоляную с проседью бороду и робко спросил, ни к кому, собственно, и не обращаясь: — А никто мою одежду, случайно, не видел?
— А зачем тебе одежа? Тут тепло. И вообще…— чуть склонив голову к правому плечу, «художнически» прищурился Анатолий. — Мне лично вот так вот… так-этот-от даже больше и нравится.
— Думаешь? — взглянул на него Рим грустными башкирскими глазами.
— Ну… я так вижу.
— Но у нас же в доме дама… — сделал неопределенный жест Леон.
— Чья? — оживился Рим.
— Пока не решено, — Анатолий бросил взгляд на хозяина дома.
— Нет-нет, господа, — Леон решительно повел рукой. — У девушки черепно-мозговая травма…
— Но ведь не открытая же, — пожал плечами Анатолий.
— Возможно, задеты речевые центры, и вообще — у нее посттравматическое реактивное состояние. Я врач, я за нее отвечаю. Существует клятва Гиппократа, в конце концов.
— А ты… вы… я постоянно путаюсь, — Рим присел на краешек кресла и взглянул на Леона. — Мы с вами «на ты»?
— С похмелья лучше «на вы», — философски изрек Анатолий. — Оттягивает.
— Резонно, — согласился Леон.
— Ну… как скажешь… те, — Рим покорно пожал могучими голыми плечами. — Так вы, Леон, на самом деле доктор?
— Видите ли… — начал было Леон.
— Сексопатолог он. — Анатолий, запрокинув голову, допил коньяк. — А у тебя чего, не стоит?
— Да нет, я… с этим-то как раз проблем нет. И даже наоборот, но…
— Наоборот? — заинтересовался Леон. — Ну-ка, ну-ка…
— Да тьфу на вас на всех. Где моя одежда?
— Так вы же вчера так и пришел. Вот и Толя не даст соврать.
— Зы-зы-зы… стоп. Дам. Врите, сколько хотите. Тока бабок дайте, и я все что угодно засвидетельствую.
— Я писать очень хочу, а вы говорите, что в доме барышня. Я стесняюсь.
— А ты простынкой обернитесь, вон там, — Леон указал рукой, — в спальне.
— Да это я уже знаю… — Рим смиренно поднялся из кресла и вышел из комнаты.
9
«Ну хорошо, — рассуждал Петр Волков, едучи в один из адресов владельцев белой „единички“, которые слил ему старый приятель из ГАИ, то есть теперь уже ГИБДД, но это сути дела не меняло. — Что мне, собственно говоря, этот осколок дал? Ну лежит он на полу в квартире убиенного (земля ему пухом) Славы. Это нам о чем говорит? Это нам говорит о том, что шел себе этот самый Слава домой и наступил на осколки. Вошел в свой собственный дом, там его грохнули. Все? Все. Но… на этот самый осколок мог наступить и убивец. Мог? Мог. Ну и что? Да и ничего, собственно…»
Волков разозлился, проскочил перекресток на красный свет светофора, еще больше разозлился и, взяв мобильный телефон, набрал номер Германа.
— Алло? — ответил ему девичий голосок.
— Добрый день. А Германа или Светлану… будьте добры.
— Я вас слушаю.
— Света?
— Ну не Герман же…
— Да, конечно, извините. Это Волков вас беспокоит. Скажите, Света, а как мне с Элис поговорить, она когда у вас бывает?
— Да она и сейчас дома. Позвать?
— Будьте любезны.
— А с Сашей что?
— Да все с ним в порядке, он звонил мне сегодня утром, все там нормально.
— Ну и слава Богу. Сейчас, подождите минутку.
— Хэллоу?
— Элис?
— Да, я.
— Элис, извините, пожалуйста, это Петр. Скажите, а… у Славы этого, у него машины своей не было?
— Я не видел, но… мне говорил Жаклин, что он берет машина в рент.
— Что-то не понял я… Это что значит — «в рент»?
— Ну… ой, я не знаю, как сказать… а-а… ну, он, когда ему нужно что-то везти, то он… берет машина и платит деньги.
— Элис, вы меня простите, конечно, но это вы такси имеете в виду?
— Нет… — хмыкнула в трубку Элис, — я не дура. Я толка по-русски плохо говорью, пока… Но… это он брал машина у свой знакомый че-ловьек и платил деньги. Иногда, когда надо что-то везти. А иногда брал… не трак, а такой… как сказать…