В вагончик вернулся Герман.
— Что-то ты быстро, — взглянул на него Адашев.
— Леня там его запирает.
— Ну?
— Конечно, никакой он не «левый». У меня и сомнений-то на этот счет не было. Мы его к яме подвели, он в нее заглянул, а там вода на дне. У него ноги и подкосились. Но молчит. Я его туда скинул, а Леня засыпать стал. Ну, тут его и прорвало. «Не губите, — скулит. — Я не при чем. Они у меня комнату снимали». Приехали, мол, в четверг вечером, поздно, с лялькой какой-то. Переночевали и утром рано уехали. А ему, мол, если кому про них скажет, яйца обещали отрезать. Ну, он и запирался перед нами до последнего предела. Я ему, конечно, приложил раза по почкам, чтоб наперед дурку гнать неповадно было. Сказал, мол, не верю, что больше ничего не знает. Но он, когда я ему из ямы выползти позволил, в ногах валялся, клялся, что правду говорит. Я ему еще час времени дал на раздумье. Сказал, что потом закопаю, если не расколется. Он вроде поверил. Герман налил себе водки и выпил. В вагончик вслед за Леней вошел крепкий, широкоплечий, русоволосый молодой мужчина.
— Здорово, — протянул он руку Гурскому и взглянул на Леню. — Кто это у вас там парится?
— Привет, Федя, — Александр пожал его руку
— Да так… — Герман тоже пожал Федору руку. — Придурок один.
— Еще глупей тебя, что ли? — Федор искренне засмеялся.
— Ну, не я же в контейнере сижу, — Герман закурил сигарету.
— Не зарекайся, — Федор присел к столу. — Чего пьете? Говно какое-нибудь?
— Обижаете, уважаемый… — Леня развернул бутылку этикеткой вперед.
— «Дипломат», — чуть прищурясь, прочел Федор. — «Флагман» лучше.
— А вот не скажи, — Леня посолил помидорку. — Я тут выпил «Флагмана» давеча и чуть не отравился.
— Так нечего ведрами-то жрать.
— Ничего подобного. Бутылочку всего.
— Трехлитровую?
Возле бытовки остановился милицейский «уазик». Из него вышел сержант, посмотрел в сторону контейнера с цементом, прислушался и, поднявшись на крыльцо вагончика, вошел внутрь.
— Всем привет, — сказал он. — Кого это вы там заперли?
— Привет, — ответил ему Федор. — Кого надо, того и заперли. Воспитательная мера. В связи с производственной необходимостью. Пить будешь?
Сержант взглянул на бутылки, вздохнул и сказал:
— А то…
— Ну и наливай.
Тот налил себе полстакана водки, выпил и закусил протянутым ему помидором.
— А чего это вы вообще здесь делаете? — взглянул на него Федор.
— Да тут… Дела, короче. Служба. — Сержант дожевал помидор и вышел из вагончика.
— Ну, помогай Бог, — кивнул вслед ему Леня.
«Уазик» газанул — его водитель со скрежетом воткнул передачу, — еще раз газанул и укатил.
— Гер, помоги-ка, — Федор встал и, пройдя в дальний угол вагончика, сбросил кусок мешковины с толстой плиты из белого мрамора. — В багажник ко мне закинуть надо.
— Так мы сами и возьмем, — подошел к нему Леня. — Иди машину открывай.
Федор вышел. Герман с Леней, поднатужившись, подняли плиту, вынесли ее на улицу и подошли к открытому багажнику большого черного внедорожника.
— Присаливай помаленьку, — завел над багажником край плиты Герман.
— Пальцы смотри, — Леня осторожно опустил свой край. — Во-от… и все.
— Герка, у тебя время есть? — закрыл багажник Федор.
— А что?
— Да тут… помочь бы надо. Лень, и ты.
— А как жа я хозяйство-то брошу? — бросил взгляд на вагончик Леня.
— «Как жа», «как жа»… Кончай сейчас-то хоть придуриваться, ты же интеллигентный человек.
— Так нешто кто спорит… — улыбнулся Леня.
— Это он привык перед клиентом под деревенского косить, — обернулся к вышедшему на крыльцо бытовки Адашеву-Гурскому Федор. — Мол, придурок я, какой с меня спрос? А я тоже тут с ним на этом его дурацком языке разговариваю, и в автосервисе, на днях, чисто машинально, по инерции, прошу мне «микелировочку» забацать… Представляешь, — улыбнулся он, — стыд-то какой? На меня как на идиота смотрели.
— Далеко ехать? — поправил браслет часов Герман.
— Да не сильно. Вон, Гурский пока присмотрит.
— Уважа-аемый… — . расшаркался перед .Александром Леня. — Значится, остаетис-ся тута за старшего.
— Да полезай ты, — Федор садился за руль. — Сань, дождись нас.
— Хорошо, — кивнул Гурский и посмотрел в сторону контейнера с цементом.
27
Вечером, в начале восьмого, Петр Волков остановил свой джип возле дома, над одной из парадных которого висела портативная телекамера. Вышел из машины, подошел к той самой парадной, последовательно нажал две кнопки на панели и повернулся лицом к камере. Замок на двери, щелкнув, открылся.
Он, не торопясь, поднялся по ступеням лестницы на второй этаж, остановился у железной двери одной из квартир и, когда ту открыли, перешагнул порог.
— Здравствуйте, — негромко приветствовал его хозяин и сделал приглашающий жест рукой. — Проходите.
— Я ненадолго, — переступив порог, сказал Петр. — Мне буквально пару слов.
— Проходите, проходите, — повторил хозяин дома. — Чего в дверях-то разговоры разговаривать.
Волков прошел вслед за ним в комнату.
— Присаживайтесь. Чайку, может быть?
— Нет, спасибо, — отказался, усаживаясь в кресло, Волков. — У меня на самом деле времени не так много.
— Ну как знаете, — хозяин сел в кресло, что стояло напротив, у журнального столика, взял в руки чайную чашку вместе с блюдцем и отхлебнул глоток. — А я, с вашего позволения… Не возражаете?
— Бога ради.
— Ну? — Хозяин поднял на гостя взгляд холодных серых глаз.
— В общем, так — обнесли вас… то есть обокрали, двое. Я их взял. Один — залетный, тертый. По замазкам вроде профессионал… в решении квартирных вопросов. Ему с вашей дверью договориться — тьфу. Другой — бычара, из местных. Он этому второму только и нужен-то был потому, что город знает и у него тачка своя есть. А то тот у нас, в Питере, вообще впервые. Откинулся… освободился то есть, чуть ли не пару месяцев назад.
Но стоит за этими двумя — третий. Вот он-то как раз и есть главный. Эти — исполнители. А он не просто наводчик, он весь расклад этот спланировал и всем руководил. И деньги все… ну почти все, какую-то мелочь он им на текущие расходы отстегивал, у него хранятся. Они их еще не делили. Я его… — Волков отвернул манжет и взглянул на часы. — Я его вскорости тоже возьму. Ребята мои сейчас его отслеживают, чтобы тихонько, не привлекая внимания, упаковать.
Значит, так, далее — бабки… то есть деньги ваши, я из него вытряхну, привезу сюда, домой к вам. Я думаю… — он еще раз взглянул на часы, — сегодня еще. Ну и…
— Что?
— А… потолковать вы с ним не желаете? Хозяин отставил чашку, откинулся на спинку кресла и на минуту прикрыл глаза.
— Видите ли, Петр Сергеич… — Он вновь открыл глаза и взглянул на Волкова твердым взглядом. — Мне сказали, что могу я вам довериться. Верные люди сказали, их слово для меня много значит. Я поэтому и отвечал на ваши вопросы по ходу… так сказать, дела. Чем-то я же с вами должен был поделиться, иначе как бы вы дело-то делали? И вот сейчас еще малость открыться вынужден буду, хоть и не надо бы, но… что уж тут теперь поделаешь. Короче говоря, нет мне никакого резона толковать с этим самым… смышленым, который старший у этой шантрапы, что ко мне залезла. Но тут вот что… Я говорил вам, что деньги эти… чужие. Не мои, в общем. И если бы они вдруг вот на этой вот неделе, пока их у меня нет, понадобились бы…
— Это было бы плохо.
— Можно и так сказать, — кивнул седой головой хозяин дома, — если вам, конечно, посильней слова не подыскать. И главное, что объясниться-то можно. Все, что угодно, можно объяснить. И именно поэтому слушать никто и не станет. Кстати сказать, их у меня и сейчас еще нет. Сто процентов, что они у него?
— Ну… Сто процентов гарантии только Госстрах давал. В недавнем прошлом.
— Это ясно. Так вот. Коснись нужда в деньгах этих, а их у меня нет — уж лучше самому на себя руки наложить. Вот я и думаю… Сам ли от себя умник этот, который их к рукам прибрал, работал, или указал на меня кто? Вы меня понимаете?