Когда танец закончился, Эльза огляделась по сторонам — теперь слезы были на глазах почти у всех. Первым начал хлопать какой-то мужчина со второго этажа, затем он крикнул «браво», а после старенький двор внезапно закружил настоящий вихрь аплодисментов. Чуть не отбив себе ладошки, Эльза поискала глазами Ольгу — той не было. Танцевавшая под фонарем женщина поднялась с колен, откинула назад длинные рыжие волосы и сняла черную повязку с глаз. Этой повязки Эльза сначала не заметила. А сейчас ее что-то кольнуло прямо в сердце. Женщина знакомо засмеялась и почти прокричала:
— Люблю вас, дорогие мои! Люблю-ю!
Двор снова ответил ей овацией, которая в гулком колодце стен превратилась почти в грохот. Эльзу словно качнуло этой волной. Она повернулась к стоявшим рядом парням и спросила:
— Как ее зовут?
— Элла же.
— А полное имя?
— Слушай, никто не знает, кто она на самом деле. Здесь такое не спрашивают, и…
Но Эльза, не дослушав, уже проталкивалась сквозь толпу. Если она сошла с ума, пусть так и будет, но сейчас она должна рассмотреть эту женщину, взять ее за руку, заглянуть ей в глаза и убедиться в том, что она ошиблась. Что страшная догадка — неправда. Что Элла — это не сокращенное от Мануэла. И что эта богиня сумасшедших — не ее родная мать, пропавшая в этом городе без малого семнадцать лет назад.
Она снова собиралась танцевать, когда Эльза буквально влетела в круг. Божественно стройная пятидесятилетняя женщина, одетая в бежевое трико под прозрачным в свете фонаря шелковым платьем, повернулась к ней с совершенно космической улыбкой:
— Вы хотите потанцевать, юная леди?
Но в этот момент Эльза не была юной и не была леди, она снова была маленькой девочкой, у которой дрожали руки и губы. Девочкой-подростком, которая так скучала по матери, что хотела сброситься из окна восьмого этажа самой благополучной на свете квартиры. Не потому, что жизнь плоха, а чтобы быстрее встретиться. А прыгнуть, оказалось, надо было не из окна, а просто в другую жизнь.
Что сказать пропавшей и вновь обретенной матери, о которой столько мечтала? Которая была так любима, а, оказалось, банально бросила ее? Что сказать этой женщине, скрывающей свое имя — здесь, на сцене, перед всеми этими странными, боготворящими ее людьми?
И Эльза сказала:
— Да, я хочу танцевать с тобой.
Женщина пристально посмотрела на нее, и что-то в ее лице изменилось. Эльза жадно ловила на себе этот новый взгляд, который блуждал по ее лицу, рукам, волосам. И рассматривала в ответ. На лице Эллы практически не было морщин — только у глаз, бездонных и голубых, которые, казалось, стали еще больше. Черты лица — практически прежние. Теми же, что в детских воспоминаниях, остались яркие губы и рыжий цвет волос. «Только теперь она их, наверное, красит», — подумала Эльза.
Элла подошла, надела на глаза Эльзы повязку и тихо сказала: «Танцуй то, что видишь». Музыка стала громче и заполнила все пространство. Эльза видела себя маленькую у моря, мрачного отца и смеющуюся мать, но образ исчез, и это место заполнилось реальным и в то же время совершенно нереальным существом — вот этой стоявшей рядом царицей сумасшедших, о которой она знала только одно. Вот это и танцевала. Ей давно не приходилось импровизировать, последние годы все танцы были постановочными, разученными для спектаклей, но она была гибкой и умела погружаться в роль. Она хотела и умела нравиться. И на ней тоже было удачное платье — красное. Танец был коротким, но Эльза успела сказать им все, что думала. И, когда сняла повязку, поняла, что Элла впечатлена. Потом были овации. Хлопали, конечно, не так, как в прошлый раз — скорее удивленно, чем восторженно. Но это было неважно. Повинуясь внезапному импульсу, вместо черной повязки Эльза отдала женщине широкий пояс от своего платья. А повязку надела вместо него. Затем развернулась и, покачиваясь, пошла к столу с напитками. Люди перед ней расступались, стараясь не задеть, многие отводили глаза.
Когда она опрокидывала вторую стопку водки подряд, снова заиграла музыка, и по звукам за спиной стало ясно, что Элла снова танцует. Во время очередных оваций к ней подошла Ольга: