— Джеймс занимается кобылой? — спросила она тонким голосом.
Лизл кивнула:
— Да, и Джеймс, и Майк; и ветеринары там же, так что она в надежных руках.
Последовала долгая пауза. Затем Хэрриет Ловелл положила голову на подушки и зарыла глаза, и спустя некоторое время на ее увядшие щеки вернулась краска, и она спросила с притворным интересом:
— Вам понравился остров?
— Очень.
Хэрриет Ловелл отщипнула еще ягодку винограда, кинув на Лизл холодный взгляд.
— Я была удивлена, услышав, что Джеймс взял вас туда: обычно он ездит один.
— Он пожелал, чтобы я увидела Танцующих.
Наступила короткая пауза. Затем Хэрриет Ловелл нахмурилась и нетерпеливо покачала головой:
— Я должна быть честной: не нравится мне все это. Совсем не нравится.
— Почему же?
— У него нет права проводить столько времени с вами наедине: люди будут говорить разное.
Лизл улыбнулась.
— Этим людям говорить совершенно не о чем.
— Вы не понимаете. Наверное, для людей вашего типа ничего особенного нет в том, чтобы проводить наедине целые часы и уезжать с полузнакомыми людьми; но мы, Ловеллы, — род гордый и знатный. — Ее тон был высокомерен, и она отчеканивала каждое слово. — Нам нужно поддерживать честь рода — и мы гордимся своим происхождением.
— Как мило, — со скукой в голосе произнесла Лизл.
— Вы смеете дерзить?! — Глаза Хэрриет злобно сверкнули.
— Я вовсе не намеревалась, но уверена: вы не для того вызвали меня так поздно вечером, чтобы рассказывать о своем роде.
Холодные голубые глаза Хэрриет выдержали взгляд Лизл.
— Да, не для этого. То, для чего я хотела вас видеть, касается моего племянника.
— Я слушаю.
— Мне не нравится, что он все свое время проводит с вами.
Лизл не смущаясь посмотрела в эти холодные глаза.
— Я полагаю, это личное дело Джеймса, разве не так?
— Нет. Я так не считаю. Джеймс должен жениться на Энид, и я не желаю, чтобы вы разрушили их будущее.
Лизл посмотрела на ее умное, тонкое лицо, которое в свете лампы было белым, как мел.
— Я не имею намерения разрушать будущее Джеймса.
— Но именно это вы делаете.
— Мисс Ловелл, — терпеливо начала Лизл, — я думаю, что Джеймс способен решить за себя сам. Каковы бы планы на будущее у него ни были — это его жизнь, и он имеет право решать. Я уверена: придет время, и он примет правильное решение. — Она встала, глядя на старую леди, которая лежала такой беспомощной на вид в своем старомодном шезлонге. — И я вовсе не собираюсь спорить с вами вновь. Я надеялась, что мы станем друзьями, но теперь вижу, что мои надежды никогда не осуществятся. Если это все, что вы собирались обсудить — я думаю, вам лучше поговорить с самим Джеймсом. Спокойной ночи, мисс Ловелл: надеюсь, утром вы почувствуете себя лучше.
— Как я могу чувствовать себя лучше, если у меня столько тревог?
— Вам не о чем тревожиться: вероятно, только о ваших фантазиях.
— Вы обольщаете его.
Лизл глубоко вздохнула:
— Пожалуйста, мисс Ловелл, не заставляйте меня говорить ничего, о чем я могу затем пожалеть.
Глаза старой леди стали красными от ярости.
— Мне ненавистна мысль о том, что случится "благодаря вам". Вы задурили ему голову, вы нарочно желаете его окрутить!
— Мисс Ловелл, я уже сказала вам: я пришла не для того, чтобы ссориться с вами! — Лизл пошла к двери, чувствуя, что еще немного — и не сдержит ярости. Она не знала, насколько еще ее хватит, чтобы быть вежливой с этой невыносимой женщиной, которая все говорила и говорила ей вслед.
— Надеюсь, вы можете гордиться собой: вы досадили мне всласть. — Голосом, полным яда, мисс Ловелл добавила: — Если вы останетесь здесь и вынудите моего племянника к женитьбе на вас — я лично позабочусь о том, чтобы он потерял все! Вы — не для него! Вы лишь соблазните его и сделаете несчастным! Его достойна лишь Энид! — С холодным, как лед, взглядом она выкрикнула: — Возвращайтесь к таким же, как вы сами, в Лондон, вас здесь не ждали! — И Хэрриет прижала ладонь к груди. Дыхание ее вырывалось короткими, болезненными рывками. — Вы не любите его, вам нужны его имя и деньги! Предупреждаю вас: я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы не смогли разрушить его жизнь.
Лизл не стала дожидаться большего. Она открыла дверь и быстро вышла, громко закрыв ее за собой. Придя к себе в комнату, она села на кровать, и мысли ее завертелись, как колесо. При воспоминании о словах старой леди: "Возвращайтесь к таким же, как вы, в Лондон — вас здесь не ждали" — ее бросило в жар. Волны ярости набегали на нее, как прилив.
Почему, черт возьми, Хэрриет Ловелл так презирает ее? Что в ней вызывает такую ненависть? Лизл удивленно покачала головой и потерла виски пальцами. Она встала и пошла к туалетному столику; сощурясь, обозрела себя в зеркале. Несмотря на усталость ее мысли вернулись к Джеймсу, к той глубокой любви, что расцвела в ней в короткий срок, за который она Джеймса узнала.
Лизл не была с мужчиной около года. Может быть, поэтому она так влюбилась в Джеймса? Было ли это просто физическое влечение? Или она просто сделала вид, что это влечение — и есть любовь? Нет, ей не хотелось так думать. Физическое влечение можно распознать, и, сколько бы ни было оно красиво, та теплота, с которой она думала о Джеймсе, показывала, что чувство ее гораздо глубже. Оно было глубже, чем все, что она знала до сих пор в жизни — или воображала, что знает. Неужели она разрушит его жизнь? Она когда-нибудь вернется к своей Карьере — и значит, разрушит репутацию этой старой и гордой фамилии. Выходит, именно этого боится Хэрриет Ловелл?
А если это не страх — то что же это? У старой леди есть какие-то веские причины. Может быть, это нездоровая ревность старой женщины? Может быть, тетя боится, что останется одна? Может быть, внимание и привязанность к ней Джеймса вызывает такую ненависть, которую Лизл никогда не понять.
Она покачала головой. Нужно подождать. Слишком поздно, да и сделать она ничего не может.
Она медленно встала и разделась. Да, ее радужный мир разлетелся на куски, но возможно, утешала она себя, завтра утром все вернется. Она приняла ванну, легла и потушила свет, обняла подушку, мечтая…
В пику Хэрриет Ловелл она всей душой мечтала о том, что рука ее обнимает тело Джеймса.
Сон одолел ее, и когда он пришел, то это был такой сон, который приходит лишь к людям, крайне усталым физически и морально. Это был не дающий отдохновения, беспокойный сон, в котором ее посещали образы молодого монаха и красавицы, танцевавшей перед ним на песке под стенами обители. И, хотя ей не было видно лица наблюдавшей за любовниками зловещей темной фигуры, она знала, что в тени двух гигантских скал прячется Хэрриет Ловелл — прячется и смотрит на танцующих на песке.
Лизл потянулась и проснулась. Комната была залита солнечным светом. Ей были слышны громкие птичьи голоса за окном. Чуть позже восьми она спустилась к завтраку — и нашла на столе в холле пухлый пакет, пришедший по почте и адресованный ей. Это был сценарий продолжения сериала "Сестры Иудеи". Открыв пакет, она нашла торопливо написанную записку от Тони.
"Прошу, соглашайся на новые съемки, милашка. Деньги мы как-нибудь выцарапаем. Не губи, ПОЖАЛУЙСТА!!!"
Похоже вмешалась сама судьба — и приняла за нее решение.
— Наверное, я забыл про твой день рождения? Прости.
Это был голос Джеймса. Она быстро оглянулась и увидела его, стоявшего в дверях. Она так увлеклась чтением записки и сценария, что не заметила, как он вошел.
— Нет, Джеймс, это не подарок ко дню рождения — это мой новый сценарий, только и всего, — поспешно сказала она.
Он закрыл за собой дверь. Вокруг его глаз была краснота: очевидно, он очень мало спал.
Он не отвечал несколько минут, а когда ответил, голос его был напряженным: