– Я понимаю, о чем вы говорите, Петр Зиновьевич.
– Не думаю, что до конца понимаешь. Не очень воспитанные и малокультурные люди были всегда, и в мое время тоже, чего уж там… Но они не представляли собой основную зрительскую аудиторию. Теперь же посмотри вокруг: фильмы, книги, песни – все это рассчитано на примитивных людей, на серую массу…
– Вы сгущаете краски, не все так плохо.
– Все еще хуже, Данила! Теперь искусство поставлено на коммерческую основу, цель которой – деньги, деньги, деньги. Любой ценой!
– В Америке то же самое.
– Нет, не то же. – Петр начал горячиться. – У нас берут для примера только худшее и довольно успешно внедряют это в массы. И именно этот мусор определяет сегодня массовую культуру. В качестве нормы – сплошной примитив, который и является новым стандартом!
То ли коньяк был тому виной, то ли долговременное отсутствие нормального собеседника, но Петр разошелся не на шутку. Он уже почти кричал, лицо покраснело, и Дфаниле пришлось его успокаивать:
– Петр Зиновьевич, поверьте, все не так плохо. В театр и клубы ходят разные люди, правда?
Фокусник замолчал, приходя в себя.
– Что-то я распсиховался. Извини, наболело.
– Я вас понимаю. И предлагаю сделать то, о чем вы мечтали, – поднять наше искусство на ту высоту, на которой оно еще не было в этой стране.
Данила похлопал учителя по руке:
– Никаких дискотек, ресторанов и клубов, только если мы сами решим, что это необходимо для определенных целей. Только театры.
– Только театры… – повторил успокоившийся Петр. – Действительно, там нет столиков со жратвой, водки, обкуренных малолеток… И с какого театра думаешь начать?
Данила улыбнулся и показал. С балкона был прекрасно виден подсвечиваемый прожекторами Оперный.
– Вот даже как. Ну, ты сразу замахнулся. – Петр озабоченно покачал головой.
– А чего мелочиться? – Тон Данилы стал серьезным, а лицо приняло жесткое выражение. – Или делать все по высшему разряду, или не делать вообще.
– Ну, тогда, – засопел Мастер, – если отговорить тебя не вышло, придется помочь, а то наворочаешь тут дел…
– Я знал, что вы согласитесь. – Данила снова улыбался.
Все складывалось просто отлично.
Но тогда он еще не знал, чем обернется его возвращение в родной город.
Глава пятая
На высокую башню можно подняться лишь по винтовой лестнице.
Его разбудил телефонный звонок.
– Мистер Даниель?
– Да? – Он прокашлялся. Не надо было вчера столько курить.
– Вам звонят из города, соединить?
– Да.
Он повернулся на кровати и зажмурился: шторы были раздвинуты, и по глазам резанули яркие лучи солнца.
– Даня?
– Да, Петр Зиновьевич… Доброе утро.
– Какое утро? – послышался недоуменный голос. – Час дня уже. Давай, приезжай ко мне. Запиши адрес.
– Сейчас. – Он пошарил по тумбочке и наткнулся пальцами на ручку. – Диктуйте.
Записав адрес, он позвонил администратору и заказал такси. Затем принял холодный душ, окончательно смывший сон, и открыл окно. В номер ворвался шум проспекта и свежий весенний воздух, смешанный с выхлопными газами проезжающих внизу автомобилей.
К входу подкатил старый «Мерседес» с желтыми шашечками на крыше.
Через двадцать минут он вышел возле серой панельной девятиэтажки и поднялся на второй этаж. Дверь открылась сразу.
– Заходи… Ну ты и спишь!
– Я в самолете не спал.
Данила прошелся по единственной комнате. В одном углу застеленная шерстяным одеялом кровать, в другом – беспорядочное нагромождение личных вещей вперемежку с реквизитом. В комнате висел запах табачного дыма, жареной яичницы и кофе. Общая атмосфера запустения показывала, что хозяин плевал на уборку и на то впечатление, которое эта обстановка производит на возможных гостей. Хотя гости, как показалось Даниле, здесь бывают нечасто.
– Идем на кухню. – Мастер потер красные глаза. – Сейчас я чайник поставлю.
Данила с опаской присел на расшатанный табурет и спросил:
– Что-то случилось?
– Слушай меня внимательно. Я всю ночь не спал…
– Заметно.
– И вот что я придумал. – Петр положил перед собой старый исписанный блокнот. – Ты еще не передумал?
– Нет. – Данила усмехнулся. Несмотря на усталость, глаза Мастера светились азартом.
– Тут некоторые наброски, план, так сказать. В принципе он у меня давно в голове был, я ведь планировал, как сделать это шоу, только… В общем, слушай…
Он заглянул в блокнот:
– Во-первых – ты не должен нигде выступать до шоу. Вообще не должен показывать никаких фокусов.
– Согласен, – Данила зевнул, но Мастер не обратил на это внимания.
– Во-вторых, на всех встречах, презентациях и интервью ты должен вести себя, как истинный джентльмен. Никаких братаний, лобызаний и прочего панибратства. Ты Звезда!
– Я звезда, – послушно повторил Данила, понимая, что ему удалось заразить Мастера своей идеей.
– Да, ты Звезда, – упрямо повторил Петр, – а не «дружище», «приятель» или клевый парень из соседнего двора.
– Кто-то подумает, что я выпендриваюсь.
Петр пренебрежительно скривился:
– Наплюй на них.
– Как?
– Слюной, как плевали до эпохи исторического материализма. И вообще на этой теме не зацикливайся, ты не в Америке. Я тебе насчет этого еще вчера говорил – у нас по-другому относятся к артистам.
– Да знаю… В Штатах выступал перед русскоязычной публикой.
– И как? – заинтересовался Петр.
– Немногим отличается от того, что я видел вчера в клубе, – откровенно сказал Данила. – Менталитет не меняется так же легко, как место жительства.
– Вот и я о том же… Кстати, попробуй обойтись без дешевого юмора.
– В смысле?
– Какой трюк вызывает наибольшие аплодисменты во время небольших номеров? – вопросом на вопрос ответил Петр.
– А-а-а, я понял. Когда у зрителя лифчик или женские трусики из кармана вытягиваешь?
– Именно. Так вот, забудь об этом. Я хочу, чтобы ты явился к зрителям в образе настоящего мага, человека, которому подвластно невозможное, а не работающего на потеху публике трюкача.
Тут он был прав. Современные иллюзионисты часто грешат дешевыми шуточками в угоду публике. Даже великий Бартон в последнее время увлекся жанром дуракаваляния, а в шоу у него выступает самый настоящий клоун. И пусть Ланс сто раз гениален, но все же теряется нечто мистическое во время таких выступлений. Иллюзионист как бы говорит: «Это не магия, я так, понарошку».
– Я смотрел последние выступления западных иллюзионистов, – словно прочитав его мысли, сказал Петр, – и мне, честно говоря, не понравилось. Нет, с трюками все в порядке, просто меня бесит, что несколькими репликами и ужимками они сводят на нет всю таинственность фокусов.
Засвистел чайник, и Петр поднялся:
– Чай, кофе?
– Чай. Без сахара.
Залив кипятком крупные зеленые листья, Мастер продолжил:
– Ты еще увидишь артистов, работающих в наших ночных клубах. Большинство из кожи вон лезет, чтобы понравиться публике. Меня тошнит от их угодливых улыбочек, которыми они словно говорят: «Смотрите, какой я хороший, любите меня, пожалуйста!»
Фокусник снова начал горячиться:
– Настоящий иллюзионист должен вести себя соответствующе. Он один знает тайну, а все остальные – нет! Только он может управлять стихиями, перемещать предметы на расстоянии, заставлять их исчезать и появляться одним взмахом руки. Никаких смешков, все серьезно!
Петр отхлебнул из чашки горячую черную жидкость и поморщился.
– Можешь, конечно, пошутить, но эдак снисходительно. Мне нужно слышать о тебе: «Ах, какой он загадочный», а не «Прикольный пацан». И не надо зрителя унижать, как бы ни хотела этого публика. С выступления все должны уйти довольные, а не униженные. Пусть тобой все восхищаются, изумляются твоим трюкам, но… – Мастер поднял вверх указательный палец. – Никакого панибратства.