Все это время досточтимый Воксвелл слушал Умбекку с неподдельным вниманием. Теперь он шагнул к столу, заискивающе улыбнулся и произнес:
- Рад, досточтимая госпожа, что вы склоняетесь к моей точке зрения.
- И какова же ваша точка зрения, досточтимый? - командор пристально взглянул на лекаря, как бы спрашивая у того совета.
Умбекка мертвенно побледнела.
- Я скажу, милорд. Если вас интересует мое мнение, мнение человека ученого, то я скажу следующее: я давно полагал, что бастард нуждается не в моральном, а в хирургическом исправлении. В этом случае мне все было ясно с самого начала. Сожалею, что от меня многое скрывали. Знай я с самого начала, что он не только бастард, но и порождение инцеста, я бы только укрепился в своей уверенности.
Тайна его появления на свет объясняет все те уродства, которые бастард сейчас скрывает от нас за счет ваганского колдовства. Когда бастард был помладше, я надеялся, что его тело можно спасти от распада, если удалить деформированные конечности. Произведи я операцию тогда, мы бы избежали многого, многих неприятностей, скажем так. Боюсь, что теперь инфекция распространилась, но если и есть надежда спасти бастарда, я бы попросил, чтобы мне позволили прооперировать его немедленно.
- Нет! Оливиан, прошу вас! - вскрикнула Умбекка, но на этот раз командор ее не слышал.
Он поднял руку:
- Мне понравился ход ваших мыслей, досточтимый. "Бастард", как вы его называете, всего лишь несчастное дитя, и если есть способ спасти его, мы обязаны его спасти. - Обернувшись к Умбекке, командор проговорил: Успокойтесь, дорогая. Вы должны понять, что досточтимый Воксвелл предложил наилучший выход. Он в той же мере слуга науки, как и слуга бога Агониса, и он доказал, как можно соединить подход научный с духовным. Ярость владела мной, когда я посылал мальчика на виселицу. Теперь я понимаю, что наука предлагает нам выход более милосердный.
Прекрасно, досточтимый. Можете забрать мальчишку.
ГЛАВА 69
СПУТНИК
Мир превратился в путаницу мрака и дождя.
Время на мгновение остановилось, Джем как бы повис в пространстве. Стражники держали его столь же крепко, как он совсем недавно лилово-черный кристалл. А потом вдруг все пришло в движение и тут же оборвалось. Он запомнил только ослепительный свет, и стражники поволокли его прочь из комнаты. Дальше была злая, царапающая зелень, золотистые отблески на стеклянном потолке, командор - синий и зловещий, черная фигура рыдающей тетки, выцветшее пятно - отец Каты, алое пятно - мертвое тело матери, а в самой середине ослепительно белое пятно - уничтоженная Ката, падающая без чувств в объятия Полтисса Вильдропа.
Собственный крик долетал до Джема, словно эхо, полное ужаса, тоски и любви. Стражники начали лупить его по щекам, чтобы он перестал кричать, потом заткнули ему рот кляпом, связали руки и ноги, набросили на него балахон, в котором он стал похож на шута.
Его швырнули на сиденье кареты.
- Быстрее! На этот раз медлить нельзя! Нужно подготовить его к операции! - вопли досточтимого Воксвелла гулко разносились в сыром воздухе. Взгляд Джема отчаянно метался между собиравшейся за окнами грозой и зловещей фигурой лекаря, усевшегося рядом на сиденье. Юноше хотелось кричать, но кричать он не мог. Ему хотелось ударить лекаря - он не мог и этого. Плотный кляп забил ему рот, прижал к небу язык, руки ему связали крепкими веревками, которые больно врезались в запястье и лодыжки.
Полыхнула молния, озарила лицо Воксвелла, перекошенное дикой злобой. Глаза Воксвелла были полны почти любовной страсти. Он склонился к Джему и заглянул в полные ужаса глаза юноши:
- О бастард, бастард! Скоро ты будешь излечен!
Он вскочил со стула, под его ногами захрустело битое стекло.
- Быстрее, быстрее!
С губ Воксвелла стекали слюни, парик съехал набок, обнажив плешивую голову. Взгляд его безумно метался.
- Скорее! Скорее!
Карета сотрясалась чуть ли не в ритме любви. Скоро страсть досточтимого Воксвелла получит удовлетворение.
Джема везли на карете по аллее, которая вела к Цветущему Домику.
И вот тогда...
Все произошло мгновенно. Все это время собиралась гроза, она нарастала вместе со страстью Воксвелла. И вот гроза достигла своего апогея. Раздался оглушительный раскат грома, ослепительно сверкнула молния. Лошадь испуганно заржала, в страхе вскрикнул возница. Поперек дороги упало огромное дерево.
Джем застонал.
Его швырнуло к окну кареты, а потом... он очутился под открытым небом - карета разлетелась на куски.
Все кончено.
Но нет. Не совсем.
Молния сверкнула во второй раз.
Три образа запечатлелись в памяти Джема, лежавшего на земле под проливным дождем на опушке Диколесья: сломанная, словно стебелек травы, шея возницы, обрывающие поводья и скачущие прочь лошади, и Воксвелл, которому придавило ноги стволом упавшего дерева. Лекарь кричал и кричал, пытаясь перекричать грозу.
Вот тогда молния полыхнула в третий раз, и языки пламени объяли развалившуюся карету.
Досточтимый Воксвелл умолк навсегда.
Крам храпел.
Крам всегда храпел. Это мешало Морвену предаться размышлениям со всей подобающей сосредоточенностью. Морвену, лежавшему на нарах внизу, столько раз хотелось приподняться и постучать кулаком по скрипучим доскам, а то даже - вскочить и накрыть физиономию Крама подушкой. Но сегодня Морвен почти не обращал внимания на поросячье хрюканье Крама. Гром грохотал так оглушительно.
В душе у Морвена тоже бушевала буря.
Верхняя губа у него опухла - по ней угодил перстень старухи ваганки. Морвену было больно, но он пестовал свою боль. Его переполняли стыд и ужас при мысли о том, что он натворил. Он ударил несчастную каргу, и с этого начался мятеж. Но вдруг ему пришла в голову такая мысль: "Я хотел, чтобы она ударила меня в ответ. Я хотел этого!"
Когда началась потасовка, Морвен совладал с собой. Он почти сразу включился в борьбу. Он стрелял, бегал, подбегал с донесениями к растерявшемуся сержанту Банчу. Что-то внутри у Морвена взяло верх наверное, инстинкт самосохранения.