Казалось, Умбекка ничего не боится.
- В стародавние времена... - начала она беспечно.
- Это когда вы, тетя, были молоды?
- Нет, милый, это было очень давно, когда меня еще не было на свете. В те времена правил отец нашего короля. Тогда лесные тигры свободно разгуливали по долинам и крестьяне их очень боялись.
- Как змея Сассороха?
- Ну, нет, все-таки, пожалуй, не так, как Сассороха. Но тигры драли коз и кур и даже маленьких детишек, что уходили в лес.
Джем поежился.
- А потом что стало с лесными тиграми, тетя?
Глаза у Умбекки были маленькие, но сейчас сверкали, словно угольки, а голос звучал таинственно и глуховато.
- Потом была Большая Охота!
Умбекка шагнула к юноше. Джем чуть не вскрикнул.
- Старый герцог - отец нынешнего герцога, поклялся, что очистит долины от "полосатых злодеев". Со всего Тарна съехались охотники. Охота продолжалась целый цикл, каждый из сезонов.
Джем попытался представить себе, как это происходило, и испытал странную смесь чувств - восторг и ужас. Бедные тигры! Джем как воочию видел стаю гончих псов, слышал их заливистый лай, слышал топот копыт сотен коней, несущихся по лесу.
Умбекка заговорила тихо, нараспев:
- Но всегда болтали, будто бы один тигр уцелел - что он живет и живет и никогда не умрет. Эти истории мы слышали, когда... о, так давно, когда мы с Руанной были самыми простыми девочками... - Тут Умбекка вдруг громко, неприязненно рассмеялась и сказала нечто такое, чего раньше не говорила никогда: - Что я за глупости болтаю.
Джем смутился. Это уже как-то не было похоже на игру.
- А этот старик... - попробовал Джем возобновить разговор чуть погодя.
В ответ он мог бы выслушать историю о жутком грехопадении, о безумце, который вырывает у детей печень и жарит на угольях в лесу. Порой жуткий старик стучит в окна в спальни к детям.
Но Джем не очень-то в этот рассказ поверил бы.
Умбекка умолкла.
- Этот злой старик... - погромче сказал Джем.
- Злой, Джем? - немного рассеянно отозвалась Умбекка. Солнечные лучи сегодня били сквозь листву как-то особенно резко, и тени лежали на светлом песке дорожки, словно черное клеймо. - Грубый, - продолжала Умбекка. Глупый человек. Он просто старый отшельник. Когда-то он жил в деревне. А потом ушел в лес. Мне до него никакого дела нет, он меня совершенно не интересует...
- Тетя, но вы же говорили...
Они дошагали до следующего поворота - свернули на этот раз направо, а не налево. Джему, глядящему в спину тетки, показалось, что толстуха зашагала быстрее. И тут юноша увидел, что корзинка, которую несла Умбекка, вовсе не тяжела.
Положительно все сегодня, все было не так, как раньше.
- Тетя!
- Смотри, Джем. Вот мы и пришли!
Цветущий Домик возник перед ними неожиданно - как будто взял да и вырос среди деревьев. На заросшей тропинке.
Во всем остальном домик тоже оказался удивительным. Джем представлял себе домик маленькой одноэтажной хижиной из грубых саманных кирпичей, стены которого сплошь поросли плющом. А перед глазами юноши предстало высокое, внушительных размеров здание с большими окнами, закрытыми ставнями.
К тому же дом оказался крепким.
От аккуратно стриженой лужайки домик отделяла плетеная изгородь, вдоль которой тянулись безукоризненно подрезанные колючие кусты. Усыпанная гравием дорожка вела к двери с начищенным до блеска медным дверным молотком. Оконные рамы, увитые жимолостью, тонкая струйка дыма из печной трубы.
Тетя Джема взяла молоток и постучала.
- Тетя, - предпринял Джем очередную попытку.
Он остался на дорожке и с любопытством разглядывал дом. Озаренный ярким солнцем, он непостижимым образом напоминал узорчатый пряник.
Дверь отворилась так быстро, что можно было подумать, что по ту ее сторону только и ждали, когда постучат. На пороге стояла женщина в темном платье - старушка, сгорбленная, вся в морщинах. Поверх платья у нее был надет фартук.
Вот только она была намного чище и аккуратнее, чем Нирри.
Морщинки сложились в некое подобие улыбки. Джем не слишком уверенно, нахмурив брови, последовал за тетей к дому. И вошел в чистенькую прихожую.
Проведя гостей в дом, хозяйка откашлялась и проговорила:
- Госпожа Ренч. Мэм. Господин Джемэни.
В маленькой гостиной вся обстановка была такова, что Джем почувствовал себя неловко. Цветастые обои, стулья, обитые ситцем, узорчатые тарелки в буфете со стеклянными дверцами... А у окна на стуле с прямой спинкой сидела худая и очень бледная женщина. Она наклонила голову и поприветствовала Умбекку.
- Моя дорогая, вы чудесно выглядите! - закудахтала Умбекка и поплыла к хозяйке. Та не поднялась со стула, лишь подставила щеку для поцелуя.
Однако Умбекка нисколько, похоже, не обиделась.
- Джем! Подойди же! Он стеснителен, - добавила она со смешком, и, пожалуй, смех ее прозвучал слишком резко.
Хозяйка не ответила Умбекке улыбкой. Она сидела, сложив руки на коленях. На груди у нее ярко блестел золотой Круг Агониса.
Когда она заговорила, голос ее прозвучал равнодушно, невыразительно.
- Мой супруг вскоре присоединится к нам, - сообщила хозяйка, когда Джем, наконец, плюхнулся на один из жестких стульев с высокой спинкой.
Маленький инкрустированный столик уже был накрыт к чаю.
В прихожей громко тикали часы. Их тиканье было слышно даже здесь, в гостиной, хотя из-за этого мерного звука, точно так же, как из-за оглушительно громкого смеха Умбекки, тишина в доме казалась еще более мертвенной.
- Джем! Сиди мирно, не ерзай! - шикнула на Джема Умбекка.
Но стул оказался ужасно неудобным и скользким. И как это только тощая хозяйка ухитрялась сидеть на нем так прямо? Джем беспомощно глядел по сторонам.
Ему стало тоскливо и одиноко. Просто ужасно одиноко.
Пол был устлан ковром коричневато-красных тонов с рисунком в виде спирали. На небольших круглых столиках в вазах стояли срезанные цветы. На сиденьях стульев лежали накрахмаленные вышитые чехлы. На каминной полке стояли какие-то бледные статуэтки - фигурка жирного крестьянина с улыбкой на краснощекой физиономии и молочницы с прилизанными соломенно-желтыми волосенками.
Джем украдкой глянул на лицо хозяйки. Лицо это было бесстрастным, однако Джем почему-то сразу понял, что за человек перед ним, почувствовал и злобу, и язвительность, которые готовы были вырваться наружу, пролиться, словно молоко, которое, бывало, убегало на плите у Нирри. Джему стало страшно.