— Проходите, я думаю, что понятые в данном случае нам не понадобятся, а техник-смотритель скоро подойдет.
Девушки вошли в квартиру. Усадив Инну на другую табуретку и накапав ей корвалола, Людочка стояла и не знала, что делать дальше.
— Можно я пока хоть немного выкину мусор? — спросила она у следователя.
— Попробуйте, но начните с комнаты, чтобы не мешать нашей беседе, — согласился Иван Петрович. — Вы и сейчас не хотите мне ничего сказать? — спросил он Инну.
— Почему же, я охотно отвечу на все ваши вопросы.
— В том-то и дело, что, знай я, какие вопросы вам задать, то знал бы, наверное, и ответы на них. Мой опыт, интуиция и нюх, если хотите, говорят мне: все, что происходит вокруг вас, не случайно, ох, не случайно. Будьте откровенны, я же не обвиняю вас лично ни в чем. Поверьте моему чутью, все только начинается, к сожалению, если бы я знал, что именно, то смог бы оградить вас, помочь.
Казалось, он говорит искренне, но Инна и сама ничего не знала, а про Андрея, про свои чувства, боль и пустоту, про слабость и стыд незачем знать постороннему мужчине, тем более следователю — это же не криминал, просто такая злая судьба. Что же ей выступить истцом против своей судьбы? Нет, это их личное дело, они сами разберутся.
Часом позже Инна ехала на машине вместе с Людочкой в пансионат и не могла даже смотреть в окно. Она напоминала рыбу, даже не выброшенную на берег, а принесенную из магазина — замороженную и одеревеневшую. Казалось, ей было все безразлично, куда ехать, зачем… Только вялая покорность и легкое недоумение, в основном по поводу Людочкиного оживленного участия и ее восторгов при виде каких-то елок и берез, опушек и коттеджей «новых русских». Инна даже не пыталась противиться тому, что на второй этаж старенького, еще советских времен пансионата ее вещи несла миниатюрная Людочка.
Комната, куда Инну поселили, была маленькой, с трещинами на потолке и стеклами какого-то грязно-розового цвета. Вытертый коврик перед скрипучей кроватью, встроенный шкаф, тумбочка, стол с графином, стаканом и настольной лампой, два стула и умывальник. Правда, занавески на окне и постельное белье оказались чистыми и почти новыми.
— Прекрасно, ты посмотри, окно выходит прямо в сад. — Восторг Людочки казался преувеличенным, но Инна прожила всю свою жизнь не в Версале, и комната с умывальником, наверное, действительно была прекрасна. Она опустилась на кровать, и голова ее, как головка засыхающего цветка, уже не могла держаться прямо. Когда Инна открыла глаза, то увидела, что лежит под покрывалом на кровати. На обшарпанном столе, уже покрытом скатертью, стояли цветы, блюдца с пирожными, бутербродами, а в вазе — яблоки. Она присела на кровати, с удивлением оглядываясь. Инна помнила, что приехала в пансионат, но где же Людочка? Конечно же, это она похозяйничала!
— Люда! — почти испуганно позвала Инна. Усталость и безразличие уступили место почти животному страху. — Люда! — крикнула Инна громче.
— А, проснулась, — сказала, входя в дверь, Людочка, держащая в руках электрический чайник. — Умывайся, сейчас будем пить чай.
Людочка разливала чай и рассказывала новости, услышанные по телевизору, стоящему в холле. Инна умывалась и вполуха слушала ее.
— Представляешь? Передали, что в автокатастрофе при невыясненных обстоятельствах погиб Петр Климчук, журналист, вот ужас, так хорошо писал, такой молодой, оказывается… Мы всегда в отделении читали его статьи, задавал он жару этой сволочи, наверное, они и подстроили все, не верю я в эти несчастные случаи.
Людочка продолжала еще что-то говорить, но Инна думала о своем. «Петя Климчук погиб. Веселый и напористый, вихрастый, как мальчишка, старый друг Андрея. Страшно, что, узнав о смерти Андрея, я не вспомнила о Петре, не попробовала связаться с ним, а теперь его нет, нет человека, который смог бы разделить мою тоску по Андрею. Почему все так нелепо складывается?»
— У нас всегда так, я слышала, что Климчук готовил супербомбу, вот и подготовил, теперь уже ничего не узнаешь, точно убили. Такой симпатичный, интересно, кто его жена? Бедная, и дети есть, наверное…