Зельдов прикрикнул:
— Не смей! Не смей так об Илюше! Не зря говорят: от сумы да от тюрьмы не зарекайся, и это, между прочим, каждого касается! Особенно в нашей стране с ее дурацкими законами. Ты покажи мне человека, который бы платил все налоги, да еще и с удовольствием?! И вообще — не смей пререкаться! Я сказал: к мужу, значит к мужу! И точка!
— Пап, ну что ты заладил со своим мужем?! Что ты все в одну кучу свалил? Я понимаю: дядя Илья попал в беду, мы из-за него тоже оказались в затруднительном положении. Но каким образом это касается нашего с Кириллом развода?
— Дура! — не выдержал отец. — Какая же ты дура! Тебе все нужно говорить открытым текстом? Намеков не понимаешь, да?! Ты пойдешь обратно к Андрианову и сделаешь все, что он потребует для того, чтобы остаться его женой, поняла?! Потому что у меня практически нет свободных средств, я не только квартиру тебе купить не могу, мне через неделю бензин не на что купить будет, поняла, бестолочь?! Потому что я сдуру вбухал кучу денег в этот домину хрен знает с какой надобности! Потому что как последний осел по примеру Андрианова решил построить собственный заводик! А чего, а чем я хуже?! Если ему удалось построить завод с нуля, почему бы и мне не вложить подобным образом деньги в будущее? Переработка мусора — это, доложу я тебе, перспективнейшее дело! И не морщи нос, не строй из себя брезгливую — деньги между прочим не пахнут, и уж тем более не воняют, и не важно, каким путем они получены: от строительства или от дерьма. Вот и вложил на свою голову! Вбухал огромные деньги в него, теперь коробка почти готова, а на достройку да на оборудование денег нет. И взять мне их решительно негде, поняла? Разве что у того же Андрианова! А с какой стати он мне станет помогать, если мы уже не будем родственниками?! Так что и думать не смей о разводе, я тебе собственноручно голову оторву за такие мысли, поняла?! Хочешь вкусно кушать, хочешь мягко спать, хочешь в красивую тряпочку нарядиться — будешь делать все, чего пожелает пятая нога мужа! А иначе мы все с голоду сдохнем не завтра, так послезавтра. От тебя, от одной тебя теперь зависит наше благополучие, поняла? Я тебя кормил двадцать пять лет, теперь твоя очередь обо мне позаботиться. Вот теперь я все сказал. Так что собирай манатки — и к мужу, дорогая моя! И прежде чем слово ему сказать — впредь со мной будешь советоваться. И посудку помоешь, не развалишься. Не так давно это было твоим привычным занятием. И хватит, я все сказал!
И пришлось Тамаре побитой собакой возвращаться к мужу, предварительно собственноручно вновь загрузив вещи в машину.
Глава 9
Кирилл даже не замечал, что улыбается. Вроде как обычно ехал домой, но на его лице почему-то блуждала какая-то странная улыбка. Дурацкая улыбка. Влюбленная.
Борщ оказался изумительно вкусным. Кирилл такого не то что давно, а вообще ни разу в жизни не ел. Уж на что мама вкусно готовила, а до такого борща даже не додумалась бы. К своему несказанному удивлению Кирилл обнаружил в нем… клюкву!
— Что это? — воскликнул он, вылавливая красную ягодку из тарелки с борщом.
— Клюква, — уж в который раз за вечер покраснела Света.
— Клюква? В борще?!!
— Ага. Немножко странно, да? Но ведь вкусно! Я всегда для вкуса пригоршню клюквы бросаю. Нам с мамой очень нравится. Она такой привкус необычный придает, нежную такую кислиночку. Конечно, с брусничкой было бы еще вкуснее, да где ее возьмешь? А вам не нравится? То есть тебе…
Света говорила как-то странно, немножко, самую малость, грассировала. Не замещала неудобоваримый звук "р" звуком "л" или "г", не "проглатывала" его, а просто очень мягко выговаривала, на английский манер. Вообще-то Кирилла обычно несколько раздражали дефекты речи у посторонних людей, сам не понимал, почему. Просто необычная дикция резала ухо, нервировала. У Светы же говорок получался каким-то уж очень мягким, вроде и не дефект вовсе, а так, маленькая личная особенность, отличающая ее от остального человечества. Этакая изюминка, словно клюква в борще. Хм, не нравится? Разве ему не нравится? И что именно — клюква или ее маленькая особенность?
— Да я такого борща отродясь не ел! Так а варил кто, тоже мама?
— Нет, что ты! Маме некогда.
Светлана сидела за столом и почему-то не ела. Перед ней исходила паром тарелка борща, но она только размешала в нем сметану, но так и не попробовала. И как-то с почти неприкрытым удовольствием наблюдала, как ест Кирилл. А тот ел с таким аппетитом, словно его не кормили несколько дней кряду.
— Мама работает на двух работах, приходит поздно вечером, скорее даже ночью. Ей готовить некогда. Поесть и то не всегда успевает.
— Потрясающий борщ! — похвалил Кирилл. — Объедение! Ни за что бы не подумал, что ты можешь так готовить!
— Почему? — удивилась Света.
Кирилл смутился:
— Да нет, не потому, что сомневаюсь в твоих способностях. Просто знаешь… Обычно ведь очень вкусно готовят старушки. Вот вспомни собственное детство — наверняка любила бывать у бабушек в гостях, потому что бабушки обычно готовят вкуснее, чем мамы.
Светлана неопределенно пожала плечом:
— Не знаю. Бабушка умерла, когда я еще маленькая была. Я ее даже совсем не помню…
— А вторая? — удивился Кирилл.
Света вздохнула:
— А у меня только одна бабушка была, мамина. А с папиной стороны никаких родственников, собственно, как и его самого, он у меня весь в отчество ушел. Мы вдвоем с мамой живем, и так было всегда, сколько себя помню. Мама всегда много работала, чтобы хватило на нас двоих, а мне приходилось хозяйничать. С детства все делаю сама…
Кирилл рассмеялся:
— Представляю, какого мастерства ты достигнешь к пенсии! Хотел бы я попробовать того борща!
— О, да! — охотно рассмеялась Света. — Это точно! Внуков, наверное, отогнать будет невозможно!
Кирилл как раз доел борщ. Отставил пустую тарелку, откинулся на спинку стула, и ответил почему-то очень серьезно:
— А зачем же их отгонять? Это же счастье, когда они есть.
Света кивнула:
— Счастье. Конечно, счастье. Только где оно бродит? Если бы внуки могли завестись сами собою. Так ведь нет, сами собой только тараканы заводятся.
Пропустив замечание про тараканов мимо ушей, Кирилл заострил внимание на первой части ее тирады:
— Бродит? Ты полагаешь, оно заблудилось? Рановато, по-моему.
— Ну почему же рановато? — возразила Света. — Вы вот не посчитали, что Тамарочке рановато замуж, правда? А мы ведь с ней ровесницы, в одном классе учились. Стало быть, совсем и не рано.
Кирилл почему-то огорчился вместе с нею.
— Да нет, я не о замужестве сказал. Я имею в виду, что отчаиваться-то совсем рано, еще рано говорить, что твое счастье заблудилось. И вообще перестань выкать, мы ведь договорились.
Света кивнула и не ответила. Потом, словно только что заметив пустую тарелку, подхватилась, засуетилась. Подставила поближе к гостю тарелку с сырниками, сметану в пластиковой коробочке, а грязную тарелку тут же принялась мыть.
Сырники выглядели очень аппетитно, такие румяные, душистые. Но Кириллу почему-то ничего больше не лезло в горло. Почему-то комок перекрыл дыхание, стиснул глотку. С такой тоской смотрел на Светлану, и сам понять не мог, откуда эта тоска взялась. И за что он ее вдруг пожалел? Молодая здоровая баба, кровь с молоком. Вернее, больше молока, чем крови, вон какая вся белокожая, пышная, сдобная. Нынче, слава Богу, уже не те времена, когда на двадцатидвухлетнюю девушку смотрели как на старую деву. И пусть Светлане не двадцать два, а двадцать пять, это ровным счетом ничего не меняет. Не за что ее жалеть, совершенно не за что! И пусть не Бог весть какая красавица, зато ведь вон какая хозяюшка — такие одинокими не остаются, такая обязательно свое счастье отыщет.
Или не ее пожалел? Может, себя? А себя-то за что? За то, что с женой поругался, что разводиться собрался? Да этому только радоваться надо. Ну, ошибся — с кем не бывает. Главное, что вовремя осознал эту ошибку, когда еще не поздно ее исправить. Так за что себя жалеть? Ну, надо будет немножко побегать, уладить все бюрократические проблемы — и все, прощай, недолгая семейная жизнь, здравствуй, свобода! Чего жалеть-то?!