Кирилл откинулся за столом, внимательно посмотрел на собеседника, подумал несколько мгновений, словно припоминая давние грехи визави.
— Я что-то пропустил? Я, Антоша, как-то в тему не въезжаю. Это ты сейчас о чем? "Уволь на хрен", "паршивый работник". Это ты цену себе набиваешь? Или, может, где-то слышал звон, да не знаешь, где он? Тогда где слышал, скажи. Я тоже пойду послушаю, может, расскажут, за что тебя на хрен увольнять.
Антон сцепил зубы так, что желваки на скулах заиграли, ответил напряженно:
— Да в том-то и дело, что ничего я не слышал! Ни от тебя, ни от других. Вообще! И целыми днями думаю, гадаю — где я прокололся.
Кирилл подобрался, как для трудного разговора, занервничал, начал постукивать ручкой о столешницу:
— Ну давай, я готов выслушать твою исповедь. Рассказывай, как на духу, а там посмотрим. Итак, где же ты прокололся, что такого страшного натворил? Надеюсь, это хотя бы можно исправить?
— Да нет, Кира, это я готов выслушать твои претензии. Мне признаваться не в чем. Если чего и натворил — так объясни, где я прокололся. Потому что я за собой грехов не знаю, не ведаю. Если и натворил чего, так не по злобе, по дурости. По такой дурости, что никак не могу понять — где ж я все-таки прокололся, чего ж я такого страшного натворил.
Кирилл чуть дернул головой, удивленно повел бровью:
— Так, разговор слепого с глухим. Давай еще раз, с самого начала. И поподробнее. Ты, Антоша, о чем сейчас говорил? Я как-то тебя понять не могу. Или ты виноват, или не виноват — третьего не дано. Если виноват — в чем? Где и когда прокололся? Если не виноват — о чем тогда вообще речь? А виноват, но не знаю, в чем — это, извини, какая-то хренотень выходит, тебе не кажется?
— Вот и я говорю — хренотень! — чуть поднял голос Антон. — Вот и я говорю — не хрен молчать, если ты мною недоволен! Так и скажи: так, мол, и так, Антоша, придурок ты редкий, кто ж так делает. Да заодно объясни, что именно "так" или "не так", а то я просто теряюсь в догадках. Ты вот все молчишь последнее время, все хмуришься в мою сторону, а объяснять ничего не объясняешь. Все ждешь чего-то. Чего? Объясни мне, пожалуйста?
— Нда! — крякнул Кирилл. — Вот и поговорили. Все сразу стало понятно. Антоша, чего тебе надо, а? По-человечески можешь выразиться? Простенько так, без позы: "увольняй на хрен". Сильно хочется — пиши заявление да сам и увольняйся. А мне подобная мысль пока в голову не приходила.
Антон растерялся:
— Так а чего ж ты?
— Я?! — Кирилл усмехнулся. — По-моему, это ты начал. Я молчал.
— Вот именно — молчал! Вот именно! Ты ж последнее время только и делаешь, что молчишь! Вообще! Деловым тоном отдал распоряжения, обсудил проблемы — и все, и опять молчишь!
— А тебе бы чего хотелось? — недоуменно уставился на него Андрианов. — Ну давай песенки попоем, что ли? Давай, запевай, а я подпою. С чего начнем? "В лесу родилась елочка" подойдет?
— Да причем тут песенки? Что ты передергиваешь? Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Ты в последнее время чего-то дуешься на меня, как мышь на крупу, а объяснять ничего не торопишься. Что не так, Кирилл? Что происходит? Почему ты все время молчишь?!
— Ааа, — с легкой улыбкой расслабился Кирилл и оставил ручку в покое. — Ну так бы и сказал. Вот теперь понятно. Вот ты о чем. Ну слава Богу, разобрались. Так это, Антоша, очень просто. Я нынче в философы заделался. Вот все больше и помалкиваю.
— В философы? — удивленно переспросил Волынец. — Это ты что, переквалифицироваться решил? Из строителей в философы подался? Там что, платят больше?
Кирилл как-то радостно улыбнулся:
— Ага, платят! Там с тебя самого, Антоша, последнюю шкуру сдерут!
Антон успокоился, расслабился, развалившись в кресле. Но понимать опять-таки ничего не понимал.
— А по-русски?
— По-русски? Ну, на тебе по-русски. Как сказал Сократ, или это был Сенека? Или Диоген? Вообще-то я в философах ни хрена не разбираюсь, но в свете последних событий, видимо, придется присмотреться к ним повнимательнее. В общем, как сказал великий Кто-то: женись, и станешь или счастливым, или философом. Я вот стал философом.
Ну вот теперь наконец-то все стало совсем понятно.
— Так вот ты о чем, — облегченно вздохнул Антон. — Что, все так хреново?
Кирилл неопределенно пожал плечом, помолчал секунду-другую, ответил неуверенно:
— Не знаю. Может, и не настолько хреново. Я ж не знаю, как оно должно быть. Мне не с чем сравнивать.
Антон подхватил:
— А, ну если подходить с позиции: что не хорошо, то уже хреново, тогда-то оно конечно…
— А-ха, — согласился Кирилл. — Вот-вот, в самую тютельку. Вот и философствую теперь: насколько же оно хреново, если совсем ничего хорошего? То ли совсем хреново, то ли так, самую малость хреновато.
— Ну а в чем проблемы-то?
Кирилл пожал плечом, как-то странно скривился и не ответил. Волынец тоже помолчал, не то дожидаясь ответа, не то сочувствуя. Потом спросил:
— Стало быть, одному-то оно лучше… Надо учиться на чужом опыте. А то Танька мне частенько намекает, что пора бы уж и в загс отправиться. Да только, как показывает практика, по крайней мере твоя, без загса оно как-то спокойнее…
— Это точно, — с готовностью подтвердил Кирилл. — Да только знаешь, Антоша, все равно ведь рано или поздно жениться придется. Оно-то конечно лучше поздно, чем рано, но все равно без этого дерьма хренушки обойдешься. Рано или поздно задумаешься о наследниках, вот тогда и придется шею под хомут добровольно-принудительно подставлять. Потому что они без штампа в паспорте как-то рожать в основном отказываются. Им, видите ли, определенность нужна. А как по мне, не определенности они ищут, а шею поширше да поудобнее. Чтобы забраться на нее раз и навсегда, да ножки свесить. Да еще и родственничков бы своих с собой прихватить, рядышком усадить…
Антон вскинулся:
— Ну, тебе-то на родственничков жаловаться грех! Не нищенку ж взял. Те родственнички покруче тебя устроились, нужна им твоя шея, как козе баян!
Кирилл вновь пожал плечом. Действительно, причем тут Тамарины родственники?
— Да нет, это я не про Зельдовых, это я вообще… В широком смысле, так сказать. Говорю же — в философы заделался. Мало ли, на ком женишься. Мало ли какие родственнички достанутся в нагрузку к жене…
Еще несколько минут помолчали. Антон вновь нарушил молчание:
— Ну а что не так-то? У вас же все вроде нормально было. Вы ж с Тамаркой встречались столько месяцев… Тогда она тебе очень даже нравилась, насколько мне известно.
Кирилл возразил:
— Ну, не то чтобы очень уж нравилась… Знаешь, мне вот сейчас вообще кажется, что этого никогда не было. Что никогда она мне не нравилась. Просто… Как будто незрячий какой-то был. Вряд ли она мне нравилась. Мне с ней просто было удобно. А чего — девка яркая, эффектная — ты ж не будешь отрицать?
— О, да! Кто ж спорит? Красивая баба, правда.
— Ну вот. И я о том же. Меня ее губы просто завораживали, никак не мог понять — нравятся они мне или наоборот. Вот веришь, нет? Глаз ведь оторвать не мог: и притягивали они меня, эти губы, и отталкивали в то же время. Какие-то они у нее неправильные. Странные, хищные. Тебе не кажется? Больше все-таки склонялся к тому, что нравятся. Необычность — она всегда привлекает. А вот после свадьбы неожиданно для себя обнаружил, что ее губы меня дико раздражают. Вот этот странный изгиб, неправильность эта. Меня от них воротит. Я не могу смотреть на ее губы. Всегда стараюсь отвернуться. Или, по крайней мере, сфокусировать взгляд на ее глазах. Лишь бы только не смотреть на губы. Вот поверишь, нет — с души воротит в прямом и переносном значении. Мне все время кажется, что вот сейчас верхняя губа приподнимется еще больше, и я увижу огромные желтые клыки.
Кирилл вновь замолчал. Волынец дал ему время успокоиться немного, но потом опять начал терзать друга вопросами.
— Так, ну ёлки зеленые, неужели из-за губ можно возненавидеть человека? Ну не нравятся губы — не смотри, не целуй. Вот и смотри себе в глаза на здоровье! Девка-то действительно видная, яркая!
— Вот-вот, — вновь согласился Андрианов. — Вот именно, и видная, и яркая. Мне с нею выйти в люди было не стыдно. Ах, познакомьтесь: это Тамара Зельдова, моя подруга! Думал, представлять ее в качестве жены будет еще приятнее. А оказалось… Знаешь, я бы с удовольствием по-прежнему трахал ее в роли подружки. Вот это было самое, пожалуй, замечательное в наших отношениях. Просто мне было очень удобно сначала показаться с ней на людях где-нибудь в кабачке, чтобы все ахнули, а потом отвезти ее домой. К себе домой. Ну и там, как положено… Ну, ты сам понял. Мне именно это тогда надо было. Не только от нее, а вообще. С любой другой. Я себя очень хорошо чувствовал. Знаешь, как это здорово?! Когда захотел — сводил бабенку в кабачок, не захотел — остался дома в гордом одиночестве. Захотел — вволю покувыркался в постельке, не захотел — спокойно лег спать. Я ведь и не собирался на ней жениться. Никаких планов не строил. Я тогда вообще жениться не собирался — мне и так жилось очень даже неплохо…