Друзья замолчали. Каждый обдумывал одно и то же, но вслух свои мысли никто не озвучивал. Кирилл было вернулся к изучению бухгалтерских документов, да надолго отвлечься от обсуждения волнующего его вопроса не смог. Отшвырнул стопку бумаг на дальний угол стола так, что они веером легли на полированную столешницу, откинулся на спинку кресла, сцепил руки и стал словно бы разминать пальцы.
Антон первым нарушил молчание:
— Кира, а ты никогда не задумывался о разводе?
Кирилл не ответил. Только весьма красноречиво усмехнулся и прикрыл глаза. Помолчал некоторое время, потом таки решил ответить:
— Если честно и откровенно, эта мысль впервые пришла в мою светлую голову в аккурат в день свадьбы…
Задумался еще на мгновение, потом поправил сам себя:
— Нет, наверное, не о разводе. В тот день я впервые засомневался в правильности выбора. А непосредственно о разводе впервые подумал приблизительно через пару недель после возвращения из Лондона.
Антон многозначительно повел бровью:
— Да, две недели — серьезный стаж. А на каком, собственно, основании?
— А, — Кирилл недовольно махнул рукой. — Так, мелочи всякие…
— Ну, — мудро заметил Волынец. — Жизнь вообще состоит из мелочей. В частности, именно из них складывается общая картина…
— О, да! — подхватил Андрианов. — Тут ты абсолютически прав. И картинка вырисовывается еще та… Весьма, знаешь ли, непривлекательная картинка вырисовывается…
— Поделиться не хочешь? — скромненько предложил свою помощь Антон.
Кирилл усмехнулся:
— Нет, спасибо. Увольте — еще не хватало все эти мелкие дрязги на люди выносить. Просто мы очень разные, вот и все. Совсем разные, кардинально.
Антон хмыкнул:
— Ну, раз кардинально — разведись, делов-то! Что ты теряешь? Я вообще не понимаю, чего ты тянешь? Если через полмесяца после свадьбы уже серьезно подумывал о разводе. Кто ж помешал? Чего ты тянешь-то — полгода уж прошло, если не больше! Ждешь, когда "уа-уа" пойдут косяком? Пеленки-распашонки, моральная и материальная ответственность за подрастающее поколение? Чего ты тянешь?!
Андрианов разочаровано крякнул, встал из-за стола. Подошел к окну, тщательно разглядывая там что-то одному ему ведомое. Потом развернулся к Антону и честно признался:
— Уже дотянул.
— Что? — воскликнул Волынец. — Таки?..
Кирилл кивнул:
— Вот именно. Говорю же — дотянул.
— И что, большой срок? — участливо поинтересовался Антон.
Кирилл неопределенно пожал плечом, неуверенно ответил:
— Говорит, шесть недель. Это где-то приблизительно полтора месяца?
— Ага, — машинально кивнул Волынец. — Так ведь если так мало, еще ведь можно все исправить. На хрена оно вам надо, если все равно рано или поздно разведетесь? Сделала бы аборт — и никаких проблем.
Кирилл задумчиво покачал головой:
— Нет, Антоша, я не могу на этом настаивать. Если бы она сама захотела, сама приняла это решение — я бы его принял. Даже, пожалуй, с радостью. С откровенной. А заставлять… Да даже предложить такое не могу. Я бы и с посторонней бабой вряд ли поступил бы так, хотя не знаю, не уверен. Если она ждет от тебя ребенка — разве можно ее считать посторонней? В общем, не могу я ей этого предложить. Это ведь я совершил ошибку, я ошибся, я, понимаешь?! Не она — я! Она-то виновата только в том, что приняла мое предложение. Но делал-то его я! Именно я принимал решение! Не папочка Зельдов — тот только намекнул, а я сам. И как я теперь могу заставлять ее сделать аборт? Она ж беременная не от кого попало — от собственного мужа. От законного, между прочим. И она правильно говорит — российский закон беременную женщину охраняет. Я теперь не смогу развестись с ней до тех пор, пока ребенку не исполнится год. А смогу ли я потом его бросить, ребенка? Это сейчас его еще нет, и он для меня всего лишь препятствие на пути к свободе. А потом? Когда он уже будет? Живой. Маленький. Беспомощный. Ты полагаешь, я смогу его бросить, беззащитного?
Антон не ответил. Да Кирилл и не ожидал ответа. Сам уже давным-давно все решил. Идея с разводом отпала сама собою, как абсолютно неисполнимая в реальности.
— Так что — подставил шею добровольно-принудительно, позволил надеть на себя хомут? Все, голубчик, попался, теперь не рыпайся — больнее будет. Вот и выходит, Антоша, что придется мне терпеть. Как миленькому. До конца дней своих… А тебе я вот что скажу: если не хочешь стать философом — не торопись. Не спеши, Антоша, только не спеши! Обдумай все хорошенько, не ошибись. Сначала убедись, что сам хочешь быть с этой женщиной. Не просто по вечерам ее иметь, а потом спокойненько засыпать мордой к стенке. А именно быть. В широком смысле. Жить вместе, растить детей. Вместе преодолевать проблемы, вместе радоваться их решению. Когда известие о беременности супруги тебя бесконечно обрадует, а не заставит скривиться и подумать всерьез о петле. Когда хочется вместе состариться и умереть в один день. Вот если твоя Татьяна абсолютно подходит под это описание — женись. Если хотя бы на один вопрос затрудняешься ответить — отойди в сторону, ибо это не твое…
— А ты? — тихо спросил Антон. — А как же ты?
Кирилл грустно усмехнулся:
— А я, Антоша, в прошлом. Потому что в будущем это буду уже не я. Это будет злой разочаровавшийся в жизни человек, не умеющий простить ни себе, ни законной супруге собственной ошибки.
Волынец помолчал немного, проявляя сочувствие, потом вдруг задорно улыбнулся и предложил:
— Ну тогда, Кира, тебе не остается ничего другого, как найти любовницу для души. Ту, которая никогда не потребует, чтобы ты бросил Тамару и женился на ней. Ту, рядом с которой ты будешь отдыхать душой. А иначе… А иначе тебе совсем хреновато будет.
— Да что ты говоришь?! — лукаво ответил Кирилл. — Хорошо, что ты подсказал. Сам бы я до этого никогда в жизни не додумался!
Антон внимательно вгляделся во вдруг повеселевшие глаза друга:
— Ну-ка, ну-ка, — подозрительно ухмыльнулся он. — С этого места поподробнее. Или я что-то упустил? Ну-ка колись, нашел, что ль, кого? Кто такая? Почему не знаю?! Это к ней ты каждый вечер срываешься, не дождавшись официального окончания рабочего дня?
Кирилл как-то легко улыбнулся, радостно. Глаза посветлели. Ответил со смехом:
— Я, Антоша, сам себе устанавливаю рабочий график. Это называется "Прелести работы на самого себя". И вообще. Много будешь знать — скоро состаришься. Давай-ка лучше займемся работой.
Глава 19
Света упивалась своим новым состоянием. Впрочем, не таким уж и новым — за четыре месяца беременности успела привыкнуть к мысли о скором появлении малышки на свет. Однако все равно едва ли не каждый день находила в своем положении все новые прелести. Подташнивало ли с утра, тянуло ли на солененькое, мучила ли изжога — все было хорошо, все было просто великолепно! Потому что каждый признак, каждая маленькая неприятность лишь напоминали: потерпи, милая, еще совсем немножечко, и ты уже никогда не будешь одна! Да, да, всего лишь несколько месяцев отделяли ее от полного беззаветного счастья. Конечно, у нее будет безумно много трудностей — Светлана прекрасно понимала, полностью отдавала себе отчет, что малыша, даже от самого любимого человека на свете, вырастить нелегко. Нелегко даже в полной семье, где и муж, и жена преследуют одну цель — поднять ребенка на ноги, выдать ему путевку в самостоятельную жизнь, воспитать так, чтобы не было мучительно больно и стыдно перед Богом и людьми за него. Одной же, без мужской поддержки, без крепкого надежного плеча, без опоры моральной и материальной, ей будет вдвойне, втройне труднее. И тем не менее, она была безумно счастлива.
Да и как ей было не радоваться, как не светиться от счастья? Ведь Кирилл, самый дорогой, самый драгоценный человек на свете, до сих пор был рядом! Конечно, Светлана по-прежнему знала, что это ненадолго, это временно, что в любой момент ее несказанному счастью придет конец, потому что рано или поздно Кирюша уйдет от нее. Вернее, уходил-то он от нее и так каждый вечер — домой, к жене, к Тамаре — но однажды придет страшный день, когда Кирилл не появится, не будет встречать ее с работы. И тогда Света поймет — пришел ее черный день. Но даже этот самый страшный день не сможет стать в ее представлении абсолютно черным, беспросветно мрачным. Потому что Кириллу уже никогда не удастся покинуть ее полностью. Потому что он уже не сможет забрать у нее частичку самого себя. Маленькую, даже крошечную частичку. Но частичка эта так велика в своей малости, так немыслимо, беспредельно огромна в смысловом содержании, что даже после расставания с Кириллом Света все равно не перестанет быть счастливой. Потому что она не будет одна. Она больше никогда не будет одна! И пусть у нее не будет Кирилла, но у нее будет своя маленькая Кирочка, Кира Кирилловна Кукуровская. Дитя любви…