— Странно, — передразнила Света. — Не странно, а картаво.
— Нет, — возразил Кирилл. — Когда картаво — это некрасиво. А ты так мягко грассируешь. Честно, мне очень нравится. А тебя не обижает, что я тебя Мышью зову?
— Неа, — потерлась о него лбом Света. — Мне наоборот нравится. Вроде и неласково, кто другой бы оскорбился. А мне нравится. Потому что это говоришь ты.
Помолчали немного. Света всполошилась:
— Ой, мама же может в любую минуту вернуться!
— Надеюсь, ты меня не собираешься выставлять за дверь? Она меня уже все равно срисовала. Да и не выгонишь ты меня теперь.
— Ну хотя бы одеться я должна или как?
— Ну, одеться — так и быть, — любезно позволил Кирилл.
Света натянула платье, Кирилл тоже привел себя в порядок, и они вновь устроились на диване в обнимочку. И тут Света решилась задать более всего волновавший ее вопрос:
— Кирюша, а как Тамара? Сегодня же праздник, вы же должны быть вместе. Только не обижайся — я совсем не хочу тебя выгонять, очень даже наоборот. И все-таки?
— У, вспомнила. Ну, дорогая моя, Тамара сейчас очень далеко.
— Далеко? — переспросила Света. — Она что, по путевке куда-то уехала?
— Точно, — подтвердил Кирилл. — Я собственноручно ей путевку выписал.
— Далеко? — снова спросила Света.
— Далеко. Очень далеко. В прошлое.
Светлана примолкла на целую минуту, боясь поверить его словам. Может, ослышалась? Но с чем еще созвучно слово "Прошлое"? Ни единого примера не находилось.
— В прошлое? — все-таки решилась уточнить она.
— В прошлое, — упрямо повторил Кирилл. — В самое дальнее прошлое. Больше того — я попытаюсь аннулировать наш брак. Не уверен, что получится, но по-моему, у меня есть для этого некоторые основания. В худшем случае просто разведусь. Это уже решенный вопрос. И все, давай больше о хищниках ни слова, ладно? Хотя ведь еще час назад я и тебя к хищникам причислял, представляешь? И как я мог причислить мышь к настоящим хищникам?!
Света зарделась. И пусть он даже ничего ей не пообещал, не намекнул ни на что такое особенное — так ли это важно? Главное — вот он, рядом. Ее Кирюшенька, ее несказанное счастье. И за что оно на нее свалилось, чем она его заслужила? Она, такая бледная моль, такая простушка бесцветная.
— Кирюшенька, а зачем я тебе, а? — спросила она. — Я ведь не богатая, как Тамара, не красивая. Даже совсем некрасивая. Только не лги, пожалуйста. Если ты сейчас скажешь, что я самая красивая на свете — обижусь смертельно. Давай никогда друг другу не лгать, ладно? И скажи мне честно, зачем я тебе? Как так получилось, что ты обратил на меня внимание? Я, например, тебя как увидела на свадьбе — чуть в обморок не упала. Вот сама не могу понять, как это. Вот только увидела тебя — и все, и пропала. Видела ведь впервые, а такое ощущение было, что знаю тебя миллион лет. Сразу поняла — что только ты мне нужен, одного тебя искала, что никто другой тебя не заменит. А ты? Только честно, Кирюша, пожалуйста честно!
— Честно, говоришь? — переспросил Кирилл. Вздохнул тяжело. — Боюсь, Мышь, моя история тебя только обидит. Грустная у меня история. Давай не будем, ладно? Но в общем если я скажу, что тоже со свадьбы все началось — это не будет обманом.
— Нет, — засопротивлялась Света. — Так нечестно. Мы же договорились — всю правду. Ну пожалуйста, мне это так важно! Я не обижусь, честное слово не обижусь! Главное, что я хоть немножечко тебе нужна, хоть самую чуточку, иначе бы ведь ты не пришел, правда? А тогда меня уже ничего не сможет обидеть. Расскажи!
— Глупая. О какой чуточке можно говорить, если я простил бы тебе даже меркантильный расчет?! Ну, если хочешь — так и быть. Только предупреждаю — история моя грустная, не новогодняя, боюсь, праздничное настроение у тебя улетучится. Да и у меня тоже.
— Так вот, — переведя дыхание, начал он рассказ. — Когда я был маленький, мы с родителями пошли на озеро. Ну, наше озеро, Безымянное, оно ближе всего к дому было. И там рядом с нами девчонки расположились, совсем маленькие, лет по девять. Одни были, без родителей. И была среди них девочка, очень похожая на одуванчик. Как ты. Только тоненькая-тоненькая, как стебелечек. Она мне как-то сразу так понравилась. Вот вроде и не красивая, а было в ней что-то такое особенное. А потом они пошли купаться. Прыгали, скакали под "Бабка сеяла горох". Знаешь такую игру детскую?
Света как-то грустно кивнула. И продолжила, словно бы в подтверждение своих слов:
— "Обвалился потолок — прыг-скок, прыг-скок".
— Вот-вот, — согласился Кирилл. — Вот и допрыгались. Там знаешь, обрыв резкий есть? Вот туда-то мой одуванчик и угодил. А меня рядом не оказалось. Я ведь ее даже не видел. Мне стыдно было жевать на ее глазах, потому и отвернулся. А пока я жевал помидоры, утонул мой одуванчик. А я теперь помидоры ненавижу.
Кирилл замолчал, вновь припомнив в мельчайших подробностях, как с рук спасателя свисало безжизненное беленькое тельце с тоненькими ручками-ножками, коротенькие кудельки-веревочки. Сердце сжалось от боли. Бедная девочка-одуванчик! Она навсегда так и осталась маленькой! А он все те помидоры забыть не может!
— А потом, когда тебя увидел на свадьбе, — грустно продолжил он, — что-то екнуло в груди. Знал, что не она, ее ведь уже давно нет. Да и не похожа ты на нее совсем, разве что волосами. И белая такая же. А вот увидел — и накатило. Понял, что должен быть рядом с тобой. Еще имени твоего не знал, а уже все понял. Но было поздно — свадьба…
Света тоже молчала. Если бы Кирилл мог видеть ее лицо в этот момент — он бы замолчал, он бы понял, что говорит что-то не то, что он в очередной раз что-то сильно напутал. Но он ничего не видел вокруг, он вновь погрузился в прошлое, вновь слышал пляжный гомон, видел подпрыгивающих девчонок, подскакивающих мячиками над холодной гладью озера:
— Бабка сеяла горох, прыг-скок, прыг-скок,
Обвалился потолок, — прыг-скок, прыг-скок!
— А твой одуванчик был в зеленом купальнике? — почему-то уточнила Света.
— В зеленом, — машинально подтвердил Кирилл. Он и сейчас хорошо видел ее, такую худенькую, такую беленькую, стоило только прикрыть глаза. — Точно в зеленом. Знаешь, такой простой сплошной купальник. Мне потому и пришло на ум сравнение с одуванчиком — зеленый стебелек и белая пушистая головка.
— Тогда можешь успокоиться, — как-то буднично сказала Света. — Жив твой одуванчик. Только та девочка уже совсем не похожа на стебелек. Она уже давно не худенькая. А последнее время так и вовсе растолстела до безобразия. Еще бы — через три месяца сама одуванчика родит, прелестного мальчишку с белыми волосами. И отчество у него будет — Кириллович.
Кирилл отстранился, уставился на нее ошарашено:
— Ты?! Ты?!! Правда? Это и правда была ты?!!
Света серьезно кивнула и вдруг улыбнулась:
— Угу. Знаешь, как мне потом от мамы досталось?! Но это уже потом, когда из больницы выписали. Кстати, и Тамарка ведь тоже там была. Это был наш последний самостоятельный выход на озеро. С тех пор родители поумнели. А ты, значит, тот самый мальчик в полосатых плавках, который плескался рядом со мной? То-то мне показалось, что я тебя всю жизнь искала! Только знаешь, Кирюшенька, давай договоримся. Мы с тобой нашего Кирилловича не отпустим одного, правда?
— Правда, Светка! Мышь моя, подумать только — я же всю жизнь тебя оплакивал! Всю жизнь себя простить не мог за те проклятые помидоры!
— Так что, может, реабилитируем их наконец? Правда, свежих предложить не могу, а вот в собственном соку замечательные получились, я сама консервировала. Попробуешь?
— Какие помидоры? — возмутился Кирилл. — Ты хоть представляешь, что это значит?!
— Не представляю, — ответила Света. — Посвяти.
— Это значит, что никакая ты не Мышь! Ты — Одуванчик!
— Ну вот, — счастливо улыбнулась Света. — А мне так нравилась Мышь! Может, мы и ее тоже оставим? Пусть будут обе — и Мышь, и девочка-Одуванчик. Как тебе иое предложение? Согласен?
— Согласен, Светка, — крикнул Кирилл. — Я теперь на все согласен!!!