– Я просто хотела уточнить, что, по моему непрофессиональному мнению, ничего нет удивительного в том, что обращение составлено или написано братом-славянином…
– Спасибо, я так и понял. Я и сам того же мнения… Дарья Андреевна, вы же занимались телестудией, как мне известно. Не может у вас оказаться каких-то наработок, ускользнувших от нашего экспресс-расследования?
Даша недвусмысленно пожала плечами:
– Собственно говоря, нельзя сказать, что я ими в полном смысле этого слова «занималась». Я же вела три убийства – сексуального маньяка. Вот и пришлось наводить на студии справки. Вдобавок один из тамошних работничков оказался замешан в сатанистские забавы…
– Понятно. И все же, есть у вас какая-то точка зрения?
«Неужели вы без меня, грешной, разобраться не можете?» – так и подмывало Дашу ляпнуть, но она, разумеется, промолчала. До сих пор решительно не понимала, зачем эти вежливые наследнички Комитета Глубинного Бурения ее сюда притащили и довольно щедро делятся тайнами следствия, пичкая к тому же дефицитными сластями. Прежде за ними не водилось обычая держать душу нараспашку перед рядовым, будем самокритичны, ментом. Не могут же они всерьез верить, будто Даша нащупала нечто такое, что от них ускользнуло? Конечно, нынче им далеко до прежнего всепроникающего веданья, но только сирый интеллигент в нечесаной бороде поверил бы, что устроенный Даше прием – плод демократических реформ. Контрразведка есть контрразведка. Волчище никогда не научится лизать клубничное варенье. В чем же тут игра?
– Моя точка зрения… – задумчиво сказала она. – Идиотство какое-то. Выгода ничтожнейшая – где-то во глубине сибирских руд прочирикали по телевидению их манифест… Басаев хотя бы перед камерами позировал и речи толкал, а эти ни разу не заикнулись о журналистах…
– Ну, я не стал бы отзываться так уничижительно… Вы «Время» утром не смотрели? Резонанс мощный. Да и в Шантарске у ваших служб теперь полные руки работы – черных все еще поколачивают.
– Я же говорю – какой из меня специалист? – сказала она. – Но все равно, мне эта затея представляется довольно даже идиотской.
– А может быть, загадочной?
– Вы про пистолет?
– И про пистолет. И про взрыв. Мне кажется, не нужно быть специалистом по терроризму и взрывчатке, чтобы понять, хотя мысль эта для всех нас весьма неприглядна и угнетающа, но только свой мог включить дистанционное управление.
– А оно было?
– Было, было. В фургончике, где сидели радиоэлектроники, аппаратура зафиксировала характерный сигнал. Есть пленка, специалисты высказываются однозначно. Внутри оцепления были только свои. Ваш спецназ, наш, армейский, оперативники всех ведомств. Француз ваш, кстати, находился уже за второй линией и был все это время на глазах…
– А вы уверены, что из квартир вывели абсолютно всех?
– Не уверен. Мог остаться кто-то и кроме тех, что оказались блокированы в подъезде рядом с телестудией и над ней. И мог, теоретически рассуждая, подать радиосигнал на подрыв. Но, Дарья Андреевна! – он поднял палец. – Заложить мину под автозак мог исключительно свой. Вряд ли машина прибыла уже заминированной. Их там было четыре, «магнитку» просто обязаны были пришлепнуть под кузов в последний момент, когда решили однозначно, которую именно машину выдвинуть к двери студии… Вашу машину, кстати, из казарм внутренних войск, что на Лобачевского.
Даша мгновенно ощетинилась, инстинктивно, как кошка при появлении собаки:
– Вы же сами только что сказали, что заминированной она приехать не могла…
– Я просто уточнил, чья была машина… Как ни грустно, однако прилепить «магнитку», не привлекая ничьего внимания, оказалось просто. Вы же понимаете – внутри кольца только свои, никто и не подозревает о таком повороте, никто не обратит внимания на человека, вдруг зачем-то заглянувшего под кузов. Девять десятых из тех, кто там присутствовал, были в глухих капюшонах, у одних групп имелось снаряжение, в жизни не виданное другими, и наоборот. Сейчас идет интенсивнейший опрос – вас, кстати, когда выйдете с больничного, тоже непременно обяжут рапортом, но я на него не возлагаю ни малейших надежд. Все заслонила нетипичная для Шантарска ситуация, если хотите, магическое слово – «чеченские террористы».
– А что там со звонком насчет хлора?
Шугуров досадливо поморщился:
– Это-то как раз неинтересно. Есть такой шизофреник. Раз десять звонил за последние два года. Посидит на Королева, какое-то время ведет себя паинькой, а потом опять начинает фокусничать. Воображает себя террористом Карлосом, и ничего с ним не поделать, потому что в промежутках меж приступами обивает пороги всех местных правозащитников и уверяет, что был жертвой КГБ, те и рады стараться, никак не дают его в Тинскую отправить, в стационар на годик… Должно быть, услышал про террористов, вот и взыграла солидарность с «коллегами»… Никаких неясностей. – Он помолчал и вдруг предложил: – Хотите посмотреть компьютерную модель налета?
– Хочу, – согласилась Даша из чистого любопытства.
– Садитесь туда. – Шугуров включил стоявший в углу на столике компьютер.
На экране появилось нечто напоминающее желтый лабиринт, довольно примитивный (план студии, сообразила Даша). Кое-где по нему были рассыпаны синие точки. Потом у входа появились две красных.
– Красные – это террористы, – пояснял Шугуров, одной рукой передвигая чуть-чуть белую «мышь», другой изредка касаясь клавишей. – Синие – персонал. Они входят… почти сразу же за ними появляется Тищенко… (вспыхнул, замигал алый, зигзагообразный замкнутый контакт вроде взрыва, каким он порой бывает в мультфильме) выстрелы по Тищенко… Кончились предположения. Дальше все реконструировано по показаниям оставшихся в живых заложников. Они пробегают по комнатам, сбивая людей в кучу… стреляют в Чарушина… гонят людей дальше… Завражного убили прямо в его кабинетике, распахнули дверь и полоснули очередью, так мозги на стенке, картина неаппетитная… появляются в павильоне, откуда идет передача… Дальше, если можно так выразиться, будни – заложники согнаны в комнату, идут разнообразные перемещения террористов, это уже и неинтересно, должно быть…
– Да, пожалуй, – сказала Даша. – Сопротивления им там никакого не оказывали?
– Что вы, кто полезет на автоматы? – Он выключил компьютер, встал, прошелся по комнате. – Дарья Андреевна, хотите получить копии показаний заложников? Мы все равно по решению штаба кризисных ситуаций должны обменяться информацией со всеми службами, вот вы и передадите… Ну, и сами заодно изучите. – Он полез в стол и вытащил огромный, пухлый конверт, заранее заготовленный, незапечатанный. – Разве что от прессы подальше держите, ну да что вас учить… У вас положить не во что? Вот, возьмите папочку.
«Да что с ними такое стряслось? – ломала голову Даша, принимая от него желтую пластиковую папочку. – Не хватает разве что шампанского, цветов и оркестра. Да красной ковровой дорожки под ноги дорогой гостье…»
– Все, наверное? Я сейчас вызову машину, вас отвезут домой.
– А не домой – отвезут? – спросила Даша, снимая пуховик с вешалки.
– Бога ради. Вы куда хотите?
– К «Алмазу», – сказала Даша.
…Смешно, но она взялась за ручку двери не без секундного внутреннего сопротивления – словно навстречу должен был высунуться автоматный ствол.
Длинный коридор, пол выложен коричневым линолеумом, стены и потолок – белые. В самом конце – единственная дверь. Похоже, внутри все переделали, здесь же был вход в магазин, не могло тут тогда оказаться такого коридора…
Тишина, в коридоре как-то удручающе пусто. Даша повернулась лицом к входной двери, попробовала прикинуть расстояние. Справа – длинный ряд картонных ящиков с красной иностранной маркировкой.
Даша качнула ладонью ближайший, но он не поддался, оказался тяжелым.
Так, отсюда они и палили лейтенанту в спину. Из автомата и в самом деле не в пример надежнее… черт, ну не боялись же они зацепить очередью из трещотки ящики, испещренные вполне понятным словом «Elektronical»?