АНДРЕЙ. Нам нужно поговорить.
МЕДСЕСТРА. Извините.
Медсестра уходит. Екатерина и Андрей стоят обнявшись. Андрей опускает руки, отходит от Екатерины, садиться на диван.
Пауза.
АНДРЕЙ. Знаешь, для меня было легче, если б она умерла.
ЕКАТЕРИНА. Потому что ты боишься.
АНДРЕЙ. Чего?
ЕКАТЕРИНА. Всего. Ты трус, Андрей. Ты боишься себя, боишься окружающего тебя мира. И единственная ценность, которая у тебя есть, это наша с тобой любовь, но ты не веришь в нее, тебе мешает призрак несуществующего Освенцима в твоей голове. Ты в сам находишься в этом Освенциме. Ты еврейское дитя, из которого жизнь делает мыло, чтобы правозащитники разных стран могли намылить свои руки перед тем, как идти на свои митинги. Даже сейчас, когда я произношу эти слова тебе делается страшно, потому что вместо подлинного сострадания в твоем сердце только концепции. Концепция добра, концепция справедливости, концепция Холокосты. Тот, кто сострадает, тот ест пищу грязными руками, а тот, кто тщательно мылит руки перед едой, тот увеличивает потребность мыла на мировом рынке. Мыла изготавливается все больше и больше, но руки при этом чище не становятся. Ты думаешь, есть две чаши весов. А на самом деле, у этих весов только одна чаша. Есть только одна чаша, и на ней ничего не взвешивают, из этой чаши пьют. Пьют свою жизнь. Каждый свою жизнь. И не нужно превращать Грааль в продуктовые весы. Ты меня любишь в следствии одних причин, а твоя жена отравилась в следствии других причин. Тут нечего взвешивать, тут нужно пить.
Долгая пауза.
АНДРЕЙ. Я продал свою машину, из-за этих проклятых пробок. По городу стало невозможно ездить. Два часа уходит на то, чтобы добраться от дома до работы, а на метро я добираюсь всего за полчаса, от двери квартиры — до двери института. Я еду в метро, я читаю рекламу, наклеенную на стены и стекла поезда. Я узнаю, что есть новые замечательные пылесосы, я узнаю, что есть возможность получить квартиры в кредит, я узнаю, что есть туристические страны, что есть Египет, Турция. Есть Турция! Я не был там, но я знаю, что она есть. Есть города, люди, метро и машины. Есть пробки. Все это существует. Этот мир существует. Я его вижу. Я много езжу на метро. Я спускаюсь под землю, там тоже жизнь. Под землей тоже жизнь. Там темные тоннели, там яркий свет фонарей. Там ток. Я спускаюсь под землю, там тоже жизнь. Я спускаюсь под землю. Я сам выбрал, для себя этот путь. Я продал машину из-за пробок, я решил спускаться под землю, потому что так быстрее. Я спускаюсь под землю. Я спускаюсь под землю… О чем я хотел сказать я уже не помню… На чем я закончил? На том, что я спускаюсь под землю… Я уже говорил это… Я уже не помню, что дальше… Прости, мне что-то не очень хорошо. Я должен идти, договорим позже.
Андрей встает и слегка пошатываясь, идет к двери.
ЕКАТЕРИНА. Тебе плохо, давай я провожу тебя.
АНДРЕЙ. Нет, нет. Я поеду домой, там дети. И я хочу побыть один. Я поеду на метро, спущусь под землю. Мне уже пора… До свидания.
Андрей уходит. Екатерина остается одна.
Пауза.
Входит Алина Павловна.
АЛИНА ПАВЛОВНА. Я уже поговорила с медсестрой и знаю, что все в порядке. Слава богу. Это такое везение. Фу!
ЕКАТЕРИНА. Зачем ты сюда приехала, мама, ты могла бы узнать обо всем по телефону?
АЛИНА ПАВЛОВНА. Я тебе звонила, но твой телефон выключен. И я подумала, что значит, ты в больнице. Я ведь, тоже места себе не нахожу. Я ведь тоже чувствую себя виноватой.
ЕКАТЕРИНА. Но я не чувствую себя виноватой, мама.
АЛИНА ПАВЛОВНА. И, тем не менее, ты виновата. Вы с Андреем довели бедную женщину до самоубийства.
Пауза.
ЕКАТЕРИНА. Зачем ты приехала, мама?
Пауза.
АЛИНА ПАВЛОВНА. Ты помнишь одну мою давнюю знакомую Леру, вы с ней встречались тогда в Киеве, в ресторане, когда ты танцевала, такая типичная интеллигентная дама?
ЕКАТЕРИНА. Нет, мама, прости, не помню.
АЛИНА ПАВЛОВНА. Ну, да к нам домой она никогда не приходила, но мы в молодости с ней общались. А потом мы снова встретились тогда в Киеве в ресторане. Ну, конечно, ты ее не вспомнишь, вокруг тебя ведь крутится много народу. Просто сегодня я узнала, о том, что она уже два года, как умерла. Странно, два года прошло, а я ничего и не знала об этом.
ЕКАТЕРИНА. Вы были близки с ней?
АЛИНА ПАВЛОВНА. Да как тебе сказать? В общем-то, нет. Совсем еще в молодости мы были в одной компании, а потом встречались все реже и реже. Но я знаю, что ей очень нравился твой танец. Она ведь по профессии балетный критик.