Даже тогда, когда тебе самой было невыносимо плохо, ты всегда заботилась о нём, забывая о себе, но никогда о нём. О нас. И даже обо мне. Как бы сильно я тебя ни обижал…
Порывистым движением подойдя к столу, я медленно провёл пальцами по глубоким выемкам, оставшимся от неосторожных движений изящных рук. Такие же следы до сих пор оставались на черепице крыши Академии, где я в первый раз проявил столь непозволительную неосторожность и подпустил практически незнакомую девушку настолько близко к себе, насколько это было возможно. Жалел ли я об этом когда-нибудь? Нет.
Никогда.
Отогнав призрачные видения прошлого, в котором я слишком ясно видел тебя и даже слышал твой смех, хотя не слышал его наяву ни разу, лишь голос во сне-воспоминании, похожий на журчание горного ручейка, я вернулся в комнату, невольно сдержав шаг на пороге двери, ведущей из спальни в лабораторию.
Тихого сопения, так поначалу раздражавшего слух, а потом ставшего столь привычным, что без него я не мог заснуть, так и не услышал. Большое глубокое кресло в углу пустовало, а девушка, лежащая на кровати, действительно была мертва…
Неслышно подойдя, я опустился на колени, взял в руки безвольно повисшую кисть, поглаживая края сквозной раны, чувствуя, как под пальцами скатывается спёкшаяся кровь. Её тонкие пальцы, так уверенно державшие когда-то в руках парные саи, забытые на столе, были холодны как лёд, тускло блестя в полумраке серебряными ногтями.
Ледяная, безжизненная, некогда нежная и даже родная.
Я пропустил тот момент, когда обладательница этих рук стала частью моей жизни, да и, пожалуй, самого меня, когда эти руки бережно, ещё не до конца владея собой, но всё же распутывали мои волосы после вылазки в поисках призрачного города светлых эльфов.
Никому и никогда я бы не позволил этого.
Опершись локтем на край постели, невесомо погладил гладкую, желтоватую сейчас кожу на лбу мёртвой девушки. Проследил изящный излом тонких бровей, провёл по милому носику, коснулся чуть полноватых губ.
Лицо юной вампирки оставалось бесстрастным, холодным, безмятежным.
Горечь заливала душу при мысли, что она больше никогда не вернётся. И что теперь, рядом с могилой Самины Та’Лих, на девятом полигоне, уже завтра появится ещё одна, погребя под слоем свежей земли всё то, что я не ценил.
Саминэ.
Маленький, вечно испуганный котёнок, упрямый, немного своенравный, но какой-то невообразимо домашний, дарящий покой и уют лишь одним своим присутствием. Как я не замечал этого раньше?
Жрица Латимиры, вампир, ходячая катастрофа, боявшаяся всего девочка без воспоминаний, наследница пропавшего рода…
Нет.
Склонившись, на мгновение прижался губами к ледяному лбу, не сдержав порыва, и, отстранившись, последний раз провёл пальцами по лицу своей воспитанницы.
Для меня она всегда останется маленькой немой девочкой, которую я когда-то нашёл на залитой кровью площади Мельхиора…
Бережно положив безвольные кисти рук на неподвижную грудь, в которой зияла тёмная глубокая рана в том месте, где когда-то билось сердце, я опустился на пол, положив собственные руки на согнутые колени. Рядом лежал кинжал из чёрного металла, вынутый мной из её тела после возвращения.
Почему я принёс её сюда?
Не знаю. Мне казалось это правильным. Место вампирки всегда было и оставалось здесь, в Академии некромантии, в этой комнате, в этой спальне. Рядом с нами… Рядом со мной.
Она давно и прочно вошла в мою жизнь, став частью её.
А лишаться части своей жизни, как оказалось, невыносимо больно…
Я склонил голову, позволяя дождевым каплям вновь начать свой бег.
Пускай так. Пускай хотя бы на время. До тех пор, пока не наступит рассвет, пока не вернётся из подвальной лаборатории Рик, пока по всей комнате не разольётся отчётливый, невыносимый, приторно-сладкий аромат смерти… Она должна быть здесь. Я её не отпущу.
Не сейчас.
Кап… Кап… Кап…
Вода, стекающая с волос, застучала по каменному полу. За окном тусклые зарницы расчертили небосвод, порыв ветра бросил в стекло пригоршню дождя, и капли вновь мерно застучали по подоконнику. Очередной раскат грома показался неимоверно слабым на фоне того, что творилось ранее…
Тук-тук…
Я резко вскинул голову, услышав смутно знакомый, едва различимый чувствительным слухом звук. Напряжённо вгляделся в восковую маску лица, но тут же зло усмехнулся, тряхнув головой. Невозможно.
Просто показалось. Пробитое насквозь сердце не сможет забиться вновь. Кто лучше некроманта может об этом знать?