— У меня денег мало…
— Я на минуточку. Пожалуйста! Дело жизни и смерти…
Виталик подумал и протянул ей телефон.
Она набрала номер, который почему-то запомнила наизусть. Он сказал его один раз, и она его запомнила. Хотя никогда не думала, что настанет такой момент, когда он ей понадобится. «Никто, кроме него, мне помочь не сможет, — думала она, слушая длинные гудки. — Хоть бы он был дома… Впрочем, может статься, что и он не сможет…»
Впереди маячила пропасть. От пропасти Надю отделяло только несколько часов. Или с перебитыми ногами, или… Нет, лучше об этой мерзости не думать! Стоит вспомнить, как Надю снова тошнит.
Она услышала его голос, и стало немного легче дышать.
— Саша, мне очень надо с вами поговорить…
— Что-то случилось? — спросил он.
— Пока еще нет. Но скоро случится. Саша, я сделала огромную глупость, и мне грозит беда…
Он помолчал, потом сказал:
— Через час я жду тебя возле «Московской». На остановке «пятерки». Сможешь подъехать?
— Конечно, смогу, — кивнула она. Потом вернула Виталику телефон и попросила его: — Будь другом, скажи Анне Тихоновне, что я пошла к врачу. Какое-то отравление, все время тошнит…
— Съела чего-нибудь, — понимающе заморгал Виталик из-под толстых линз.
— Ага, — кивнула она. — Всю мерзость мира…
Сашка шла рядом, стараясь не отставать от его размашистых шагов. Он торопился — времени было совсем мало. Слава Богу, Людка согласилась посидеть с Сашкой — потому что сегодня Ольга работает и садик закрыт на карантин… Ни с того ни с сего на садик напали блохи. Он невольно рассмеялся, глядя на подчеркнуто западный образец кафе. Английские огромные буквы с гордостью сообщали всем, что тут «Бистро». «А в „бистре“ наверняка тоже блохи да мыши… Чисто в натуре, быдлячий капитализм… За что ни возьмутся, все похоже на дешевенький сортир…»
Он посмотрел на часы и присвистнул. Хорошо, что остановка рядом. Все-таки странная семейка… С какой стати девочка позвонила именно ему? И он — почему он так охотно откликнулся на ее просьбу о помощи? Как будто они обе для него что-то значат… Или все-таки значат, и поэтому он, не отдавая сам себе отчета в чувствах, скрывая их от себя, мчится на помощь с единственной жаждой в душе — быть им нужным?
— Па, а ты за мной скоро придешь? — спросила Сашка уже у двери. До этого девочка молчала, привычная к тому, что папа вечно оставляет ее у своих подруг. Сестры. Матери… «А то ей я не нужен…»
— Да, малыш, — присел он перед ней на корточки. — Сразу. Как только помогу одной девочке разобраться с ее проблемами…
— А девочка большая?
— Я бы не сказал, — покачал он головой. — Чуть побольше тебя…
— А что с ней случилось?
— Пока не знаю, милая, но думаю, что скоро смогу тебе сказать…
Людка, застыв на пороге, терпеливо ожидала, когда сцена прощания подойдет к концу.
— Я скоро, — пообещал он. — Спасибо тебе, Люда.
— Да брось, — передернула она плечами. — Мне не тяжело. Своих нет, хоть с твоей поиграю…
Саша теперь торопился. Подходя к остановке, он сразу увидел Надю. Она ходила туда-сюда, явно не в состоянии даже скрыть свое состояние. Было прекрасно видно, что девочка взбудоражена.
Заметив его, она подбежала, схватила его за руки и проговорила:
— Боже мой, как хорошо, что вы пришли… Может быть, вы не сможете мне помочь, но это даже не главное… Знаете, как страшно — остаться наедине со своими страхами? Спасибо вам, что я сейчас не одна…
Катя все время ловила себя на том, что не слушает своих учениц. Мысли ее витали далеко, точно она все еще находилась там, в храме. Стоило ей вспомнить о своем вчерашнем поведении, как щеки заливала краска стыда. Господи, она же так глупо вела себя! Почему вдруг на нее «накатило», как выражается Надя? Она даже не выслушала его… Сейчас собственные речи казались ей бессвязными и глупыми, и сама Катя, если вдуматься, выглядела полной идиоткой. С чего она взяла, что у них с Надей роман? Почему она так охотно восприняла собственные мрачные фантазии за данность?
Оля играла «Сицилиану» Баха, ошиблась, но Катя ее не поправила, продолжая смотреть в окно безнадежным взглядом. За окном было пасмурно. Оля вздохнула, поправила себя сама и продолжала играть.
Может быть, Екатерина Андреевна просто задумалась?
Она сделала вторую ошибку уже сознательно, поморщившись про себя — Оля ненавидела фальшивые ноты, — и снова не последовало никакой реакции…
Она остановилась.
— Екатерина Андреевна, — тихо спросила она, — что-то случилось?
Ей показалось, что учительница вздрогнула. Обернулась, словно очнувшись от долгого сна, и тихо засмеялась. Смех получился у нее печальным.
— Нет, просто плохо себя чувствую сегодня… Продолжай, Оленька.
Это был, по счастью, последний урок. «В конце концов, возьми себя в руки, — приказала она себе. — Последнее время ты ведешь себя отвратительно глупо… Как маленькая… Дома подумаешь и о себе, и о Наде, и о… Нет уж, о нем я даже не собираюсь думать. Не хочу!»
И все-таки она думала о нем, невольно, под гибкие звуки рояля, как будто это он, рояль, хотел, чтобы она думала о нем. Более того, рояль-то считал его вполне нормальным человеком, а не тем подлецом, образ которого старательно взращивала в своем воображении Катя.
Когда урок кончился и она уже шла домой, она внезапно остановилась.
«Как же я могла забыть!»
Она вспомнила, что надо заплатить за телефон. Иначе его отключат. Именно сегодня был последний день… Домашние «размышлизмы» откладывались.
Катя развернулась и пошла в сторону Московской.
Саша слушал Надин рассказ и не мог толком понять, как Надя вляпалась в эту историю и почему она так боится какую-то девицу.
Дело все было в косметике. Девица корчила из себя дистрибьютершу, а денег у Нади сроду не было. Сначала девица предлагала косметику просто на продажу. Но Надя смотрела с тоской, не признавалась в отсутствии денег — отчего-то ей казалось, что стыдно быть бедной. Настена не отвязывалась. «Хочешь подзаработать?» — спросила она Надю. Рассказала, сколько можно наварить: и себе хватит, и косметика обойдется дешевле. Потом она прочла ей лекцию про многоуровневый маркетинг. От контракта, за который надо было выложить пятьсот рублей, Надя сразу отказалась. Настена предложила ей тогда попробовать взять товар и продать его. На товар денег тоже не было. Поэтому Настена эта просто давала Наде товар в кредит. Теперь она потребовала деньги, но денег у Нади так и не появилось… Товар этот почему-то так и не продался…
Прикинув в уме, Саша подумал, что больше двух-трех тысяч Надя вряд ли могла задолжать.
— Тебе надо денег? — спросил он. — Сколько?
— Очень много… Наверное, мне все-таки придется…
Она отвернулась, и ему показалось, что она всхлипнула. Впрочем, когда она снова обернулась к нему, на ее серьезном личике не наблюдалось и тени слез.
— Не будем об этом…
— Нет уж, — сказал он. — Если ты меня вызвала сюда, мы будем об этом. Что ты должна сделать? И сколько ты должна?
Она потупила глаза, и видно было, что ей совсем не хочется об этом говорить.
— Я просто хотела с кем-то поговорить, — прошептала она. — Мне не хочется, чтобы вы узнали, какая я идиотка.
— Мне кажется, что ты и так ведешь себя глупо… Что они от тебя требуют? Это ведь та троица, да?
Она кивнула.
— Что-то им совсем не помогла косметика, — фыркнул он. — Плохая, наверное…
— Там декоративная…
— А фирма?
Она протянула ему пудреницу.
«Ив Сен-Лоран», — прочел он. В написании букв явно видна была ошибка.
— Ее посадить надо, — презрительно сказал он, возвращая коробочку. — Товар левый…
— Какая разница? Мне-то надо вернуть деньги или фотографироваться…
— Чего тебе надо?
— Отработать. Они продают фотографии… Щелкают на «Никон» и продают… На вокзалах. Или этим немым. Не знаю… Вряд ли они сами этим занимаются…
Какие фотографии, он догадался без особого труда. В горле пересохло. «Вот твари, а? Вот будущее России, блин…»