— Ду Балафр.
Он взглянул в сторону. Венатрикс Эверильд стояла поодаль, скрестив руки на широкой груди, и ждала его. Ее глаза нетерпеливо блестели.
Террин выпрямился и присоединился к старшей венатрикс через пару шагов.
— Закончил пускать слюни? — она ухмыльнулась. Террин не ответил, только посмотрел с холодом, и она указала кивком на дверь за ним. — Кто эта девочка? Где ее учили?
— Дроваль. У Холлис ди Тельдри, — резко ответил Террин. — До этого — в каструме Велхир.
— Она талантливая. И крепкая, — брови Эверильд приподнялись. — Это она — твоя соперница на место в Милисендисе?
Террин не ответил, даже не кивнул.
— А я думала, застава точно твоя, — она усмехнулась. — Особый мальчик доминуса теперь должен заслужить перемены? Богиня, благослови девочку. Как, говорил, ее зовут?
— Я не говорил, — ответил Террин, Эверильд не успела еще раз подколоть его, он добавил. — У нас есть работа, — он прошел мимо нее по коридору, попал в галерею. — Фантомная ведьма мертва, но мы не знаем, сколько якорей она оставила.
— Какая разница? — Эверильд шла за ним как тень. — Инрен мертва и изгнана. Ее побрякушки уже не опасны.
Она не ошибалась. Якоря из облидита Инрен ди Карел позволяли ведьме притягиваться в этот мир из Прибежища. Соединенная нитями проклятия с этими якорями, она могла пропадать и появляться мгновенно в радиусе мили от якоря. Только Инрен могла их использовать, и раз Фантомная ведьма изгнана в Прибежище с ее тенью Невидимкой, ее якоря скоро умрут. Со временем они почернеют от проклятия, но останутся безобидными.
Террин зарычал:
— Я не буду оставлять десятки гниющих проклятий в Водехране. Я найду их. Все.
— Как ты это сделаешь?
Он замер, хмуро оглянулся на венатрикс.
— Мы знаем о хотя бы одном якоре: том, что в Кро Улар, окруженном чарами барьера. Он еще активен и еще там. Мы можем отследить по нитям проклятия остальные, даже не активные.
— Ты так можешь? — Эверильд приподняла брови, ее презрение сменилось удивленным уважением. — Ты можешь идти по нитям проклятия, когда создатель мертв?
Он не мог. Он не пытался и не думал о таком.
Айлет могла. Он видел, как она это уже делала. Когда пропал Нейн ду Винсент, она нашла одно из его старых проклятий и прошла по следу до трупа венатора.
Да, она справилась, позволив тени больше свободы, чем позволял Орден. Она была безрассудной. Глупой. На грани ереси почти все время. Но она выполняла работу.
— Я знаю того, кто может, — сказал он и отвернулся от Эверильд, поспешил к комнате, которую ему выделили в Дюнлоке. — Я отправлюсь сегодня и найду тот якорь, — бросил он через плечо. — Ты можешь остаться на случай, если Фендрелю что-то понадобится…
Когда он закончит то, что он делал за закрытой дверью.
Не дожидаясь ответа Эверильд, он спустился по лестнице и вскоре прошел в свою спальню, захлопнул дверь. Он замер, сжимая кулаки. Ноздри раздувались, пока он с дрожью дышал. Он смотрел на узкую спальню и не видел ее. Он видел кровать с пологом и темные волосы на бледных подушках. Он видел напряженное лицо и черные глаза, полные страха.
Он видел тонкое обнаженное тело в порезах от груди и до живота.
Террин скрипнул зубами. Он не должен был оставлять ее. Он должен был остаться в комнате, настоять. Но он привык слушаться приказов Фендреля ду Глейва.
Что Фендреля насторожило в Айлет? То, что она встала на пути Террина к заставе Милисендис? Террин знал, что венатор-доминус мог быть жестким, когда хотел достичь своей воле в королевстве. Фендрель на многое пошел бы, чтобы достичь идеалов.
Он не навредил бы ей. Нет. Он только что спас ей жизнь, убрал обливис из ее тела и души.
Но это была не вся история, и Террин знал об этом. Он видел лицо Фендреля, когда Айлет лежала беспомощно, полная боли из-за яда. Он намеревался позволить ей умереть. Зная, что он мог ее спасти, Фендрель вышел бы из комнаты и позволил бы обливису разрушить ее. Если бы Герард не вмешался и не приказал ему действовать, Айлет умерла бы.
Террин провел рукой по лицу, разные желания терзали его. Он повернулся к двери, почти потянулся к ручке. Но что он мог? Вернуться в ее комнату, потребовать ответов у наставника и стоять у кровати Айлет как сторожевой пес? Его желудок сжимался от желания так и сделать, и он ненавидел себя за эту слабость.
Он не обязан был ее защищать. Она и не позволила бы.
Что-то жаркое пошевелилось в нем от пыла в его духе. Террин отпрянул от двери, посмотрел на свою грудь, словно мог видеть свое сердце сквозь смертное тело. Трепет усилился, рывок внутри вызывал боль… но не в теле, а в душе.