И вдруг колодец эмоций в душе Герарда оказался переполненным.
Первое письмо, которое он написал ей, было как вскрытый нарыв — ужасное и грубое, полное печали. Он ничего не скрывал. Он высказал все, написал со злостью, рука дрожала так, что вряд ли слова можно было прочесть.
Он отправил письмо, ворочался неделями в кровати, глядел в потолок. Не знал, не сожжет ли его Богиня за все, что он осмелился написать.
А потом прибыло второе письмо Серины. В ее словах не было осуждения, только понимание и правда. Твердая правда, не дрогнувшая от боли.
Он ненавидел ее за это. Ненавидел за то, что он считал простотой и слепотой. Он написал еще один гневный ответ.
Но она ответила. Все еще нежно. С верой. С пониманием.
Он говорил себе, что не ответит в этот раз… но через неделю сел с бумагой и пером и попытался еще раз излить сердце словами, хотел узнать, что она скажет.
И так началась переписка, пока его письма не перестали гореть гневом. Его гнев медленно сменился простой печалью. Печаль не уходила, но появились и другие чувства. Они делились общими воспоминаниями, и письма Серины чаще вызывали смех у Герарда, а не слезы.
Так было до последнего года, когда он понял правду. Он ждал те письма уже не из-за связи с Фейлин. Он желал связи с той, кто писал эти письма.
С Сериной.
Никто не мог удивиться сильнее Герарда, когда он узнал, что вдруг выросло в его сердце. И как только цветок любви стал цвести, лозы стыда попытались задушить его. Как он посмел полюбить Серину?
Но время шло, и он принял правду: чувства к Серине были глубже, чем симпатия к ее красивой и безрассудной старшей сестре. Серина была тихой луной, которую всегда затмевало яркое солнце, Фейлин. Но время многое изменило, и… и…
Герард со стоном опустил голову на ладони, впился пальцами в кожу головы. Он написал Серине. Много месяцев назад. И она не ответила. А потом он принял ее молчание как мягкий отказ. Она не приняла его чувства.
От этого их брак по контракту казался ужаснее. Как он мог взять в жены девушку, которую любил, зная, что она видела в нем только того, кто любит ее сестру?
Но это было не все. Она сказала ему вчера, когда показала ему свой перевод. Серина не любила его не из-за своей сестры. Просто он был обманщиком.
Принц смотрел на свое будущее, на грядущую свадьбу и видел впереди только тьму.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Эверильд забрала нарядную форму, но хотя бы оставила штаны. Айлет не понимала, почему все так хотели разлучить ее с одеждой. Может, так они держали ее взаперти в Дюнлоке. Без штанов девушка не сможет бегать по округе, да?
Айлет сидела на краю кровати, босые ноги были в дюймах над холодным полом. Она скривилась. Ей приказали отдыхать, сообщили, что ей нужно было восстановиться до церемонии завтра вечером. Они прислали ей еду, которую она почти не тронула, и еду увезли, а она поняла на закате, что была почти пленницей.
Эта мысль заставила ее пройти по комнате и дернуть дверь. Убедиться, что она не была заперта. Дверь легко открылась, но в коридоре были люди. Нарядные люди — гости свадьбы и их свита. Она отпрянула в комнату и закрыла дверь.
Теперь она сидела на кровати, смотрела на гобелен на стене и ощущала гул чар подавления вокруг Ларанты.
Это было лучше, чем сом. Чары подавления хотя бы были знакомыми и не усыпляли ее. И она понимала. Она не была на охоте, она не была на работе. Она была гостьей принца, а гость не мог оставаться под крышей принца, не подавив тень.
Но она ненавидела это. Она не хотела обходиться с Ларантой, как с врагом.
Айлет опустила голову, потянула за распущенные волосы и тихо зарычала. Что она тут делала? Тут было не ее место. И ей не были рады. Фендрель и король дали это понять. Почему они так негативно на нее реагировали, она не понимала. Но подозревала… многое. Разное…
Она собиралась сидеть еще ночь и день, чтобы позволить чужакам запихать ее в платье и заставить ее идти на бал? Правда?
— Проклятье! — прорычала она и вскочила на ноги, поежилась от холода камней под ступнями. Тьма накрыла мир. Она уже не видела детали на гобелене на стене. Звуки за дверью утихли, многие аристократы ушли спать после долгого пути. Внизу слуги принца проводили последние приготовления к грядущей церемонии и празднику.
Выбраться должно быть не сложно. Проникнуть в конюшню, найти лошадь — Честибора, если повезет — и сбежать.