Танец души:Стихотворения и поэмы.

О, Ксения, я умерщвлен:
Тебя целуют инженеры…
О, козлогласие племен
В отсутствие царя и веры!

О, Ксения, я горько сплю.
Тебя употребляют мрази…
О, вы, покорные рублю
Исчадья здешних безобразий.

А ты, от отроческих лет
Мой нежный друг, мой тихий Саша?
Тебе ли нашей муки чаша?
Не может быть, не верю, нет.

Ужели в ДОПРе ты сидишь,
Питая вшей и греясь чаем,
И изучаешь горний шиш,
Который все мы изучаем?

А помнишь, милый, помнишь те
Академические бреды?
О суете и красоте
Многоглагольные беседы?

Царит ли снег, течет ли грязь,
Блестят ли под дождем каменья, –
Поплевывая и виясь,
Спешит белесое виденье.

Он входит, он вошел… и вот
Учтивости немая сцена:
Вдруг поникает на живот
Чело поэта и джентльмена.

Люблю тебя, люблю в тебе
Сомученика и собрата,
Противоставшего судьбе
Мечтателя и элеата…

Я помню младость. Помню: младость
Пьянила… Пушкина прочтя,
Промолвило: «Какая гадость»
Сумасходящее дитя.

И мукой сладостных укусов
Пытал неясное мое
Младенческое бытие
В те времена Валерий Брюсов.

(О далекое утро на вспененном взморье,

Странно-алые краски стыдливой зари.

И весенние звуки в серебряном сердце,

И твой сказочно-ласковый образ, Мари.

В. Брюсов)

И вот, за первою любовью
Я первой страстью согрешил…
Я помню грацию коровью
И простодушный скотский пыл.

Моей возлюбленной… Впервые –
А было мне пятнадцать лет –
Я дюжую объемля выю,
Подумал: Беатриче нет

И быть не может. И отлично:
Нет Бога в мире, аз есмь зверь.
Всё радостно и неприлично
И всё дозволено теперь.

В те годы появилась водка,
Икра, говядина и нэп…
До времени поникла плетка,
Был мир противен и нелеп,

Как паралитик исцеленный,
С трудом учащийся ходьбе.
А опыт зверский, злобный, сонный
Я до сих пор сберег в себе.

Глядело солнце в школьный класс.
Цвела советская Минерва.
И тяжко допекали нас
Соцэк-болван и немка-стерва.

На снег, на лужи, на навоз
Вдруг упадали стаи галок,
Вдруг замечалось: пара кос,
Тетрадки и пучок фиалок.

Банально это. Вскую тя
Аз созерцаю, мире, мире?
Живу едя, грустя, шутя
В такой нешуточной квартире…

Конечно, я окончил школу
И, лица женщин возлюбя,
Их пошлости и произволу
Лирически вручил себя…

Зимою акварельный иней
Сиял на бледных небесах…
Не надо пьянствовать с богиней
О, людие, цените прах!

Я пил, влюблялся, голодал.
Всё было глупо, нежно, мило.
Лиясь в какой-нибудь бокал,
Вино алело и пьянило.

И жизнь мечтательно текла
В холодном пафосе развала
И мне для нежности совала
Несовершенные тела.

Но я не сразу, я не вдруг
Взглянул на всё глазами скуки
И смерти еле слышный звук
Услышал в каждом здешнем звуке.

Внезапен только перевал
Через хребет алчбы и торга,
Внезапен только крик восторга,
Которым я судьбу воззвал:

Пусть мне приснятся сны дневные,
Чтоб песни нежить и нести,
Пусть песни нежные и хищные
Слетят на подоконник вечности.