Старость раскрывается у Щировского сложно и неоднозначно.
С одной стороны, всё старое вне самого человека мило и дорого; с другой стороны, облик человеческой старости и процесс старения пугают поэта. Есть еще одно свойство старости – мудрость (старчески ясно любя), но даже в этом контексте человеческая старость остается печальным и непривлекательным законом природы. Кстати говоря, Душа в представлении поэта тоже стара: «У бабушки-души слипаются глаза…»
Память(6): Но ушедших от нас, и поэтому только любимых, Моя памятьспокойно, свободно и нежно хранит; В строгой памятиживы друзья, и вино расставанья Затаил и сберег любопытный и дерзостный вкус; Он живет, чужому чуждый маю, Памятьюмоей припоминая Плеск колодца, говор, стук амфор; Можно просто ценить вечера И свою олимпийскую память, Предводящую бегом пера; И всё любимое когда-то Сквозь памятьвыступит, как пот; Наяву с каждой секундой всё меньше и меньше меня, Пылинки мои уносятся, попусту памятьдразня.
Память в поэтическом мире Щировского обладает свойством нежности (т. е. любви). Она хранит как близкие образы прошлых времен, так и мгновения собственной жизни поэта. Щировский называет свою память олимпийской, сравнимой с памятью греческих богов, и считает ее основой своей творческой силы (ср. также контексты с Мнемозиной). Память пытается задержать уходящее плотское бытие поэта в его сознании – впрочем, тщетно: остаются только воспоминания о приключениях души.
Скука, скучный(19): Наша романтика скучная; Сам себе говорю – «не скучай», И скученмне дневной обычай – Шум человеков, звон посуд; Зачем мне скучнаяборьба; Всю политехнику желаний, злоб и скука; Солнце над сквером… Но скукавсё та ж; Древняя скукауводит к могилам; Скучноватослушать, сидя дома; И лапы скукивсё короче, И проступают всё живей Нерусские, немые очи Под полукружьями бровей; Укрась собой мой скучныйдом; Скучныйвечер при дверях; И не припомнить ей скучнуюбыль – То ли была она где-то расстреляна, То ли попала под автомобиль; Был на виду у придворных скучающихдам; От приморского скучногосада; Как скучнодопустить, что испражнялась Ева! Для скукиэтакой и вечность коротка; Я внемлю и смеюсь: мир скучени греховен; Взглянул на всё глазами скуки; Скученхлад и гнет.
К области скуки и скучного относится вся плотская жизнь людей и вся социальная действительность, окружающая душу поэта. Вырвать из скуки может только любовь. Характерно, что скука имеет ассоциацию с политехникой (см. выше о шпенглерианстве Щировского).
Книга(8): Умные книгичитаю; Сочетаются ветр придорожный с чернокнижиемуличных плит; Комната, книга, жена; Нам и нежность, и книги, и водка; От неприглядного разгрома Посуды, книг, икон, белья; Здесь согревалось всё – и книгии картины, Все вещи вещие; Я в детстве прочитал стихи из отчей книги; И вышла ты из книги, из обмана, И в мой сошла молитвенный фиал.
Образ книги у Щировского чрезвычайно насыщен. Книга — это и память уличных плит о минувших событиях, и часть привычного поэту быта, и священный предмет, и источник знания, и возвышающий душу обман, сказка, из которой выходит любимая женщина
Таким образом, даже беглый и предварительный анализ может показать, что в поэтическом языке Щировского Любовь-Нежность, Память, Древность и Книга – атрибуты Души – противостоят Старости и Скуке – неизменным спутникам жизни Тела. Будущего как призываемого времени в поэзии Щировского нет вообще. Такова метафизика автора, более, чем кто-либо из его современников, заслужившего именование поэта-философа, но растворившего свою философию в совершенных образцах лирики.
Владимир Щировский — поэт чистой ноты. Его стихи входят в душу потому, что ею созданы и к ней обращены. Ома исключительно музыкальны и даже хореографичны, их ритмы позволяют ощущать жизнь как игру и как танец, но, когда необходимо, им может быть присуща и скуповатость хроники, и скорбная протяжность элегии. Поэт не фальшивит в изображении своих чувств и не лукавит в своих мыслях. Ему свойственна исключительная интеллектуальная честность, позволившая по-своему увидеть мир и не обмануться ложными идеалами, которые подсовывала история. Обращение к поэзии Щировского означает для современного российского читателя не только запоздалое признание самого поэта, но и – главным образом – готовность признать его историческую и метафизическую правоту. Без такого признания неизбежно пострадает любое эстетическое чувство. Щировский не сводим к чистой лирике, равно как и к рациональным метафизическим конструкциям. Глазам современного читателя он предстает как исторический мистик, последний акмеист, таланта и памяти которого, проживи он дольше, хватило бы на собственную «Поэму без героя».
Условные Сокращения
Архив А. Н. Доррер (Фонд В. Щировского:ЦГАЛИ СПб. Ф. 519)
Д. 1 – поэма «Ничто». Машинопись. 10 лл.
Д. 2 – стихотворения 1923-1934 гг. Машинопись. 22 лл.
Д. 3 – стихотворения 1926-1941 гг. Автограф Е. Н. Щировской в школьной тетради с надписью на обложке: «Ранние стихи ленинградские и харьковские и Ничто». Тетрадь изготовлена в Ростове-на-Дону в 1954 г. Чернила. 13 лл.